На рубеже веков. Очерки истории русской психологии конца XIX — начала ХХ века

На одном из первых заседаний Русского географического общества, в ноябре 1846 г., Н. И. Надеждин выступил с пространной речью «Об этнографическом изучении народности русской». Он заявил, что наука о народности должна подмечать и описывать все собственно русское в своем «складе и быте, в своих способностях, расположениях, потребностях и привычках, в своих нравах и понятиях» (Надеждин, 1847, с. 62–63). В программу этнографической работы должно входить изучение материальной и духовной культуры народа, его психических качеств и общего психического склада.

Надеждин выделил три области исследования. «После языка, выражающего собой, как объяснено, целость человеческой природы, внимание этнографии естественно должно обращаться порознь на обе составные ее стихии, то есть „телесную“ и „духовную“, и каждую из них подвергать исследованию в тех отличиях, коими запечатлевает ее народная особенность. Это составит две другие части народоописательной науки, кои можно назвать „этнографией физической“ и „этнографией психической“» (там же, с. 72–73).

Физическую этнографию Надеждин определял как этнографию, заключенную в пределы натуральной истории. Однако он отмечал связь физических свойств с психическими. «Тут берется в рассмотрение исключительно „телесная“ сторона человеческой природы, и открываемые в ней различия полагаются в основание различению в роде человеческом „пород“, которые хотя далеко не то же, что „народности“ в собственном смысле, неоспоримо однако находятся с ними в более или менее близкой соответственности, в больше или меньше существенном соотношении. „Народы“ хотя и не то же, что „породы“, однако в различии их всегда более или менее приметно и разнообразие физическое, телесно-животное, следовательно „породное“, которое посему, хотя частию, но входит же в собственно „народное“» (с. 73).

Об этнографии психической Надеждин писал: «Под именем „этнографии психической“ я заключаю обозрение и исследование всех тех особенностей, коими в народах, более или менее, знаменуются проявления „духовной“ стороны природы человеческой, то есть умственные способности, сила воли и характера, чувство своего человеческого достоинства и происходящее отсюда стремление к беспрерывному самосовершенствованию; одним словом — все, что возвышает „человека“ над животностью. Тут, следовательно, найдут себе законное место: народная в собственном смысле „психология“, или разбор и оценка удельного достоинства народного ума и народной нравственности, как оно проявляется в составляющих народ личностях. Словом — разумные убеждения и глупые мечты, установившиеся привычки и беглые прихоти, заботы и наслаждения, труд и забавы, дело и безделье, коими человек доказывает, что он живет не только как ему можется, но как сам хочет и как умеет» (с. 77). Нужно, чтобы была описана «жизнь и образованность общественная, поколику развита народом из самого себя, религия, как народ ее себе придумал или присвоил» (с. 76).

Надеждин прекрасно понимал, что, поставив задачей изучение народной психологии, он затевает новое дело. «Нечего и говорить, что в рассуждении и „народности русской“ до сих пор ни о чем подобном не было и помышления» (с. 73). Была создана первая программа изучения тех явлений, которые сперва были обозначены как народная психология, позже стали употребляться термины «психология народов», «этническая психология». В совокупность явлений, обозначавшихся как народная психология, первоначально входило и устное творчество народа — былины, песни, сказки, пословицы; они рассматривались как проявление народной психики.

Примечательно, что Надеждин дает ряд методологических указаний, называя их «этнографической критикой». Результаты «прилежного и дозорчивого наблюдения», по его словам, «требуют еще, чтобы заслужить вполне место в науке, предварительной разработки и очистки по правилам науки» (с. 78). Что же понимал под этой «очисткой» Надеждин? Прежде всего правильное соотнесение личностного и того, что свойственно этнической общности как таковой, отличая при этом то, что присуще данной этнической общности — народу — и что заимствовано у других. Народность надо наблюдать и изучать в действительном быту народа, но народ существует в бесконечном множестве отдельных личностей, да к тому же необходимо учитывать взаимное влияние народностей, в котором происходит, как писал Надеждин, «обоюдный размен понятий, нравов, привычек, одним словом — всех национальных особенностей, которые, по свойственной человеческой натуре емкости, до того срастаются иногда с восприявшими их народами, что кажутся уже не прививками и приростами, но существенными чертами их самородного, своебытного образа» (с. 79). Единственный путь решения задачи — сравнение. «Сносить и сличать между собой все отдельно наблюденные и замеченные в народе русском особенности» (с. 81). Успех зависит от обилия материала, его подробности, это основное условие. «Стало быть, охотники и мастера наблюдать не должны оставить без внимания ни малейшего уголка, где только чуется Русь, где только есть русские» (там же).