На руинах Константинополя. Хищники и безумцы

— Тодорис, всё очень просто. Это большая удача, что Якова держат в Малом Влахернском дворце. В прежние времена я была в том дворце много раз и знаю, как там расположены комнаты и окна. Якова держат на третьем этаже. Окно его комнаты выходит не во двор, а на улицу. И не просто на улицу, а на южную сторону. Ты же помнишь, как здание выглядит с южной стороны? Дворец торцом пристроен к крепостным стенам и с южной стороны почти ничем от них не отличается. Там у него почти нигде нет окон — только на высоте третьего этажа. Мы кинем камушек Якову в окно. Яков будет нас ждать. Я его предупредила. Он откроет окно и спустится к нам по верёвке, которую мы ему передадим. Вот и всё. Окон мало, поэтому мы их не перепутаем. И Якова никто не увидит, когда он будет спускаться, потому что ниже его окна — глухая стена. Из-за этого там нет никакой стражи. В ней не видят нужды.

Тодорис представил себе Малый Влахернский дворец. Здание, примыкающее к крепостной стене. Перед зданием — двор, окружённый каменной оградой. Один конец ограды соединялся с углом дворца, а другой — с укреплениями.

— Погодите, госпожа Мария, — сказал Тодорис. — Если я правильно помню, то с южной стороны дворца действительно тихое место, но с восточной, то есть буквально за углом — ворота во дворец. Возле них должна стоять стража даже ночью. И если эта стража услышит нас, то придёт проверить и поднимет тревогу.

— Снаружи не должно быть стражи, — уверенно заявила тёща. — Ворота на ночь запираются, а стража конечно же остаётся во дворе, с внутренней стороны ворот. Если мы будем вести себя тихо, нас никто не услышит.

— А стража на крепостных стенах? — спросил Тодорис.

— Когда я проходила там днём, то никого не видела, — последовал ответ. — Совсем никого. А я смотрела очень внимательно. Наверное, не видят нужды. Ведь за стенами нет врагов. Там лагерь турецкого войска.

Тодорис посмотрел на Эву, которая сидела на краю кровати и слушала. Служанка не проронила ни звука, но по лицу явно читалось: «Уж слишком всё хорошо получается».

— А как же Яков откроет окно? — вдруг задался вопросом Тодорис. — Там же рама, которая не открывается и не вынимается. И она очень толстая. Поэтому выломать тоже нельзя.

— Там есть форточка, — сказала госпожа Мария. — Форточка такая же, как во многих домах. И как в этом доме.

— А Яков в неё пролезет? Сможет?

— Полтора месяца назад пролезал, — сказала тёща. — Полтора месяца назад он сбежал из своей комнаты через окно. Я заперла его в наказание, а он сделал из простыней верёвку, спустился из окна во внутренний двор, а затем выскочил на улицу. Почему же теперь он не может так же сбежать от Великого Турка, как сбежал от меня?

— Допустим, это так, — начал рассуждать Тодорис. — Но как же мы передадим Якову верёвку? Там высоковато, чтобы кидать крюк. Да и попасть в эту форточку совсем не просто. А если промах, то стекло так зазвенит, что нас наверняка услышат.

Тёща на мгновение смутилась, но легко нашлась:

— Мы объясним Якову, что он должен спустить к нам тонкий шнурок. Мы привяжем к шнурку конец верёвки, а Яков втянет верёвку в окно, закрепит её и спустится к нам.

Тодорис задумался. Пусть предложение казалось необычным, но всё это было вполне осуществимо. Однако оставался главный вопрос:

— Госпожа Мария, а как же мы доберёмся до места? Нам надо сделать это, пока не рассвело. И сделать тихо. Если мы возьмём лошадей, будет топот, а пешком мы можем не успеть. Особенно вы. Вы уже дважды за сегодня прошли расстояние от этого дома до дворца. Боюсь, что в третий раз ваши ноги откажутся вам служить. А кроме того, если побег удастся, быстрые ноги окажутся нужны как никогда.

— Я пройду, — уверенно сказала тёща.

— Нет, не пройдёте, — ответил Тодорис. — А если и пройдёте, то на обратном пути скажете, чтобы мы с Яковом бросили вас и спасались сами. Так не годится.

— Я пройду, — повторила тёща, но уже менее уверенно. Как видно, в первый раз она обещала не задумываясь, а теперь задумалась.

Тодорис опять задумался:

— Но мы можем рискнуть: возьмём лошадей, но поедем не к дворцу, а остановимся неподалёку.

— Во Влахернском квартале много покинутых домов, — оживилась тёща. — Мы можем оставить лошадей в одном из них. Главное — не забыть, где.

— И главное, чтобы никто их не увёл, пока нас не будет, — пробормотал Тодорис.

Тёща вдруг улыбнулась:

— Господь нам поможет. Их не уведут.

Зять по-прежнему продолжал выискивать недостатки этого плана:

— А вы умеете ездить верхом, госпожа Мария?

Как и следовало ожидать, та ответила:

— Нет, но я буду крепко держаться за седло. А если окажется совсем плохо, ты привяжешь меня к нему, чтобы я не упала.

Тодорис никак не мог избавиться от мысли, что эта непоколебимая уверенность в успешном завершении дела происходит оттого, что госпожа Мария слегка не в себе.

Он внимательнее посмотрел на тёщу, оценивая, а затем — на Эву, которая по-прежнему молчала, но теперь выглядела слегка встревоженной.

Тут же вспомнились слова служанки о том, что госпожа Мария с недавних пор совсем не заботится о судьбе своих слуг, и само собой возникло новое соображение: