Впрочем, время полумер прошло; утром майор Энвер-бей (будущий Энвер-паша) и комитеты в разных концах Македонии провозгласили конституцию, после чего 2-й и 3-й армейские корпуса стали угрожать, что двинутся на Константинополь. 24 июля вышел указ султана, в котором он объявил о восстановлении действия конституции, которая была отменена в 1878 году. Отменялись цензура прессы и шпионская система. Было объявлено о созыве палаты, в состав которой должны были войти 280 депутатов. Их должны были избрать главные выборщики, а этих выборщиков должны были избрать группы, включавшие в себя от 250 до 750 взрослых мужчин старше 25 лет.
Велика была радость людей, когда выяснилось, что все это правда. На несколько дней Македония превратилась в Утопию. Энвер-бей заявил, что «деспотическое правление» уничтожено. «С этой минуты, – вскричал горячий лидер революции, – мы все – братья! Нет больше ни болгар, ни греков, ни румын, ни евреев, ни мусульман; под одним и тем же небом все равны, и мы гордимся тем, что мы – османы».
В городе Сере президент Болгарского комитета обнял греческого архиепископа; в Драме революционные офицеры бросили в тюрьму турка, оскорбившего христианина; на одном армянском кладбище процессия турок и армян выслушала молитвы за упокой души жертв армянской резни, которые читали священники обеих конфессий – мусульмане и христиане; в Самсуне турки целовали бороду греческого священника; в Триполи турки и арабы вместе присутствовали на благодарственных службах. Болгарские разбойники сдались властям, и бандит Санданский был принят, как блудный сын.
Даже осторожное британское правительство, которое, как ожидали, скептически отнесется к этому неожиданному превращению восточного самодержавия в конституционную монархию, поспешило заявить устами Эдуарда Грея, что «македонский вопрос и другие аналогичные вопросы прекратят свое существование».
Магическое слово «конституция» произвело необыкновенное воздействие на британских либералов. Сначала они решали вопрос: не окажутся ли младотурки теми же старыми турками, но с налетом парижской культуры и без всякой веры, а потом с энтузиазмом приветствовали создание партии «Единение и прогресс». Сторонники болгар превратились в союзников турок; британского посла на вокзале Стамбула встретила османская делегация; популярность Великобритании в Турции достигла таких высот, каких она не имела со времен Биконсфилда.
Находились, однако, люди, которые предсказывали, что положение христиан в Турции не улучшится, а еще больше ухудшится и новое правительство неизбежно поставит перед собой цель уничтожить их всех до единого. Греки с самого начала отнеслись к революции в Турции с подозрением; в Аравии и Армении реакционные паши попытались бороться с новым веяниями, но у них ничего не вышло.
С другой стороны, торжествующие революционеры усилили свои требования. Они настояли на устранении султанского фаворита Иззета и обвинили Саида в том, что он нарушил конституцию, предоставив султану право назначать военного и морского министров. После этого Саид уступил свое место Мехмеду Камиль-паше, такому же англофилу, как и он, но более продвинутому либералу, который включил в состав своего кабинета одного грека и одного армянина. В администрации произошли радикальные перемены; несколько человек, которые обогатились за счет прежней власти, были изгнаны. В доме одного бывшего министра, находившегося у власти всего лишь полтора года, были изъяты 170 тысяч фунтов стерлингов и переданы на общественные нужды.
Новые люди и новые методы внушили великим державам такую уверенность, что они согласились удалить из Македонии все остатки внешнего контроля, которые назвала им комиссия партии «Единение и прогресс». Были отозваны все иностранные офицеры; прекратила свое существование Международная финансовая комиссия; младотурки теперь должны были действовать сами.
Впрочем, имелось два правительства, которые решили воспользоваться возможностью получить прибыль за счет внутренних трудностей страны, ибо они давно мечтали освободиться ото всех связей с Турцией. Дарование конституционных свобод всем ее подданным вызвало серьезную озабоченность у христианской Австро-Венгрии, поскольку ее собственные подданные в Боснии и Герцеговине не получили никаких привилегий. Особенно разозлила Австро-Венгрию турецкая пресса, предложившая распространить новую конституцию на такие «неотъемлемые части» Османской империи, как две оккупированные Австро-Венгрией провинции и болгарская Восточная Румелия.
Забастовка железнодорожников в этой части Южно-Болгарской дороги, которую девять лет назад Стоилов хотел приобрести мирным путем, но которой до сих пор владела Восточная железнодорожная компания, предоставила болгарскому правительству прекрасный предлог для захвата этой дороги и удержания ее в интересах общественной безопасности.