На руинах Османской империи. Новая Турция и свободные Балканы. 1801–1927

Были и такие депутаты, которые вовсе не желали сената; другие, в основном приверженцы русской партии, требовали, чтобы сенаторы назначались на срок в 10 лет, а не пожизненно.

Так в Греции появилась двухпалатная система, просуществовавшая до 1864 года; парламент состоял из палаты с не менее чем 80 депутатами старше 30 лет, которая должна избираться на срок три года одними мужчинами пропорционально населению, и сената из 27 человек, достигших 40-летнего возраста. Число сенаторов могло быть увеличено до сорока. Сенаторов назначал король пожизненно из четырнадцати категорий граждан. Такой же метод пополнения сената существовал и в Италии. И сенаторы, и депутаты нижней палаты должны были получать жалованье за свою работу. Предполагалось, что сенат будет контролировать работу нижней палаты и станет в стране консервативной силой. Но случилось так, что он стал местом первых атак на Оттона и обеспечил оппозиции постоянную трибуну для выражения своих идей. 30 марта 1844 года король принес клятву на конституции; о том, как свершился этот «великий политический поворот», с энтузиазмом писал Латонс. «Такое самообладание в народном собрании, созванном при столь волнующих и критических обстоятельствах, – писал Абердин, – делает честь греческой нации».

Настало время создавать первое министерство конституционной монархии. В то время на голову выше всех общественных деятелей были два политика: Маврокордатос, глава английской партии, и Колеттис – глава французской. Оба стремились обеспечить родной стране процветание, как они его понимали и о чем давно уже мечтали, но их программы достижения этой цели радикальным образом отличались. По мнению Маврокордатоса, в первую очередь греки должны были сделать свою страну образцом управления для всего Ближнего Востока, а потом, и только потом, если они останутся верны некоторым принципам, можно будет присоединить Крит, Эпир и Македонию.

Колеттис придерживался прямо противоположного мнения: сначала надо расширить границы Греции, ибо искренне верил, что дополнительные силы, которые приобретет ослабленная Греция, окажут ей помощь в развитии.

К сожалению, эпироты отказались создавать коалиционный кабинет с фанариотами; Маврокордатос стал премьер-ми нистром, который не имел поддержки этого кабинета, и очень скоро столкнулся с оппозицией. Оба политика, выросшие при системе управления, очень сильно отличавшейся от той, что появилась в Афинах, считали самой лучшей такую систему, при которой вся власть сосредоточивается в центре.

Нет никакой необходимости исследовать сейчас, справедливы ли были обвинения, брошенные Маврокордатосу одними из его современников и отвергнутые другими, в том, что он использовал нечестные методы, которые помогли ему получить большинство на выборах 1844 года, ибо даже в наши дни во многих, а вполне вероятно, и во всех странах принцип свободы выборов больше уважается в политических программах, чем на избирательных участках в день самих выборов. Но как бы то ни было, сторонники министров не получили от своего предполагаемого вмешательства в выборы никакой выгоды. Маврокордатос, подобно более выдающемуся, чем он, государственному деятелю следующего поколения, проиграл в Месолонгионе, такое же поражение ожидало и Калергиса в Афинах. Здесь герой революции лишился своей популярности и был даже поставлен вопрос о законности его участия в выборах. Все это вызвало волнения в столице, королю пришлось вмешаться, и кабинет ушел в отставку.

К власти пришел Колеттис; он сохранил свой пост до самой смерти в 1847 году, благодаря своему уму и такту в обращении с людьми.

Его живописного соперника поддержали более европеизированные греки, которые носили черные сюртуки и обсуждали западные теории управления. Среди них был бывший враг сына Али-паши, ходивший в национальной одежде и куривший длинную сигару. Он был окружен гораздо более многочисленной группой эллинов, облаченных в фустанеллу[44], воинами-храбрецами, которых он вел в бой через перешеек, и всеми живописными элементами того, что называлось национальной партией.

С утра до вечера в его кабинете толпились люди, желавшие получить какой-нибудь пост, пенсию или знак отличия; его умение общаться с людьми было таким, что ни один не уходил из министерства без обещания выполнить его просьбу. Пользуясь безграничным доверием короля и поддерживаемый всей мощью французского правительства, Колеттис не тратил время на произнесение речей в палате, где после целой серии выборных прошений осталось лишь двенадцать членов «английской партии».