На руках у Бога. О радости быть христианином

Но увядает тело, стынет мир, гаснет его огонь — из меня вытекает моя жизнь. Смерть — не деликатная старуха, а дерзкий и уверенный вышибала, и он однажды выбьет меня из этого уютного и родного потока. Я вывалюсь из этого мира, выскользну из бытия. Мне очень страшно, но я полечу. Стану падать. Вниз или вверх? «Падать вверх не так уж больно»? Как навязчивый и липкий страх в памяти от детских болезней: падаешь вниз стремительно и долго, и никак не можешь упасть совсем, окончательно, и жутко так, что съеживаешься весь, заставляя себя проснуться, вернуться в явь, пусть темную и больную, но с притяжением и твердой почвой без раздвигающихся стен и бездонных колодцев. Но я знаю, что падаю не один. Все — летит — стремительно и боязливо, предчувствуя, тревожно припоминая, что летит на свет, летит к теплу, к теплу Твоих рук, Господи.

Все падают поблекшие листы,
Как будто в далях неба — увяданье;
И в этом их паденье — жест прощанья.
И вечерами падает в молчанье
Наш шар земной из звездной высоты.
Все падает. Тот лист невдалеке.
Твоя рука. Ты сам. Без исключенья.
Но есть Один, Он держит все паденья
С безмерной нежностью в своей руке[2].

Страшно падать. Жутко отпускать в это падение любимых. Но — Богу можно доверять. Кому же еще, как не Ему? Он подхватит меня там — с той стороны, откуда выглядывают глазастые херувимы, где есть крылатый лев и мудрый летающий вол, исполненные очей и неутолимого изумления. Пусть глядят. Они такие славные! Я свалюсь в самые добрые на свете руки. Длинный, пугающий полет.

— Страшно?

— Нет слов.

— Просто попросись на ручки.

Жажда жизни — Добрая и веселая!

— Значит, добрая и веселая?

— Да. Именно так.

Большеглазый парнишка с головой фавна — неистребимо кудрявый и улыбчивый. Вернулся из Италии с твердым желанием жениться во что бы то ни стало. Хорошее желание. Правильное. А если тебе двадцать пять и ты полон решимости сделать мир счастливее, кто посмеет тебе возразить?

— У нас будет большой дом и много детей. Я буду учить их плавать. Мы станем ходить в походы и сплавляться по рекам… Надо бы купить лодку. И жениться.

Этого паренька я знаю с детства. Мой бывший ученик. Талантливый. Заботливый. Верующий. Невесту он еще не нашел, однако знает, что ему нужна девушка добрая и веселая. Только одно условие — не православная. Она не должна ходить в церковь. Желательно вообще из нерелигиозной семьи.

Недоуменно вскидываю брови:

— Но ведь ты вырос в церкви. Ты любишь службы, праздники, держишь пост, ходишь на исповедь… А девушка будет из другого мира.

— Так точно. Если это будет одна из наших православных девушек — тогда знаете что? Я просто умру. Упаду и умру. Мне-то всего и нужно — добрая и веселая. Где вы таких у нас видели?

«Кудрявый фавн» меня озадачил. А ведь это верно! Если добрых христианок я могу вспомнить немало, то веселых среди них не так уж и много. Что значит — веселых? Жизнерадостных! Не только христианок, но и христиан, которым бы нравилось жить. Жизнерадостный — человек, радующийся жизни, счастливый оттого, что он — жив, существует, дышит, ходит, просто — есть. Это ведь такое естественное и, пожалуй, самое нормальное из чувств. Быть живым — очень хорошо! Живому — все хорошо!

Сразу в памяти воскресли родные образы. Мне десять лет. Мама приехала из Армении с целыми сумками подарков. Мне привезли белые кроссовки. Такие мягкие, воздушные, просто волшебные туфли. В таких не бегают, а летают. Вот они замелькали там внизу, где-то далеко, где земля и люди, а я все бегу, над дворами и переулками, перескакивая с планеты на планету, легко убегая от дней и недель, смеясь оттого, что жив, и бегу высоко над миром, оставляя на земле белый веселый след. И всего-то счастья — весело бежать в белых туфлях. А больше ничего и не надо. Жить — хорошо! А потом через несколько лет прочел у святого волшебника Рэя Брэдбери о тех же белых туфлях, в которых летел над миром Дуглас Сполдинг, двенадцати лет, главный герой «Вина из одуванчиков», сделавший однажды самое важное открытие в своей жизни: я — жив!

Верующему человеку эта интуиция должна быть особенно близка. Ведь и Христос миссию Свою в нашем мире определил простой и мудрой фразой: Я пришел для того, чтобы имели жизнь и имели с избытком (Ин. 10:10). Разве не логично после этих слов ожидать, что ученик Христов — это человек с избытком жизнелюбия и радости, человек, которому нравится жить, влюбленный в жизнь, благодарный Богу за то, что он — жив?