На сердце без тебя метель... (СИ)

— А ты становишься слишком циничным! — резко парировал Борис. Он редко выходил из себя, но нынче ярость отчего-то с каждой минутой разгоралась в нем все жарче. — Будто годы, что ты провел здесь, сделали тебя только хуже. Я вполне допускаю, что в Заозерном для тебя смертная скука. Но видит бог, так шутить с людскими судьбами! Ты запретил Василю даже думать о женитьбе на Лидии Ивановне, когда тот умолял тебя дать разрешение, а ведь твой кузен любит ее!

— Он любит исключительно собственную персону, — отрезал Александр, не повышая голоса. — А касательно Лидии Ивановны — имение ее бабки и только. И ты отменно ведаешь о том! Василь не составил бы счастия mademoiselle Зубовой, а только промотал бы ее приданое в столице. Да и потом — он бы, верно, получил отказ. А я не желаю кузену такого срама…

— Откуда тебе было знать тогда о том? Ты ведь тогда даже в глаза ее не видел, как и она тебя. И все могло быть иначе. Или ты все еще не можешь простить? Я уверен, что за это время…

— Tranchons l`a!^[132] С меня довольно отца Феодора с его речами о раскаянии и смирении, о прощении и любви к ближнему. Тот тоже пытается спасти мою душу от адовых мук, да тщетно. Так что — будь любезен…

— О! Изволь! — бросил Борис и после короткого прощального кивка торопливо вышел вон, оставляя своего собеседника в одиночестве и тишине, установившейся в столовой. Только изредка доносились звяканье приборов и стекла из буфетной да сиплое дыхание явно простуженного лакея.

Эта сиплость будоражила и без того напряженные нервы, подпитывала злость, разливающуюся по жилам вместе с кровью, словно отрава. Александр поднялся с места и, подойдя к окну, наблюдал, как Борис спешит во флигель, отданный целиком в его распоряжение. Как развеваются фалды его сюртука, как сжаты упрямо руки за спиной.

В это утро они впервые поссорились за долгие годы дружбы. И все по вине девицы, что нежданно ворвалась не только в жизнь обитателей Заозерного, но и сумела крепко взять в руки их души и завладеть умами. Иначе как объяснить, что даже рассудительный Борис вдруг начал перечить ему, ставить под сомнение его решения? Как было за пару дней до охоты, когда Александр объявил, что намерен подарить щенка Вдовиным. Не Василь отметил этот поступок, а именно Борис вдруг воспротивился и заявил, что «сие будет крайне неразумно».

Хотя было ли в том странное? Своими рассудительностью и смекалкой, а также умением просчитывать все на несколько ходов вперед, Борис привлек внимание Александра еще в годы бесшабашной юности. Они познакомились в Москве уже более десяти зим и лет назад, когда юный кавалергард Дмитриевский, знатный и богатый наследник, состоял в свите покойного императора Александра. В тот вечер он вместе со своими сослуживцами кутил в трактире. Компания студентов-юристов сидела неподалеку. Словесная перепалка, как и ожидалось обеими сторонами, искренне и по обычаю ненавидевшими друг друга, началась спустя час, но перерасти в силовое противостояние ей не удалось. Все потому, что невероятно близким показалось что-то Дмитриевскому в остроумном и языкастом студенте Головнине, умело отражающем его словесные удары. А ведь Александр слыл самым злоязычным в своем полку.

Их как будто свела тогда сама судьба. Ведь именно Головнина Александр искал спустя пару лет, когда понадобилась помощь по правовым вопросам, и когда не было возможности обратиться к поверенному семьи. Борис без лишних слов подставил плечо, когда многие отвернулись от него после смерти Нинель. Борис по первой же просьбе Александра, совсем не имеющего желания заниматься делами и решать трудности, оставил службу и заступил на должность управителя многочисленным имуществом Дмитриевского, доставшимся тому после смерти отца.

И именно Головнин приложил неимоверные усилия несколько лет назад, чтобы Александр не попал на рудники в далекую Сибирь, не был лишен дворянства и титула и сумел избежать разжалования в солдаты. Когда снова все вокруг отвернулись в непонимании и страхе: даже самые близкие родственники, даже Василь.

— Не осуждай его, — говорил всегда благоразумный и рассудительный Борис, его conscience^[133], как часто шутя называл друга Александр. — Он слишком молод, чтобы понимать, что делал, отрекаясь от тебя… он был напуган происходящим. Даже старики пошатнулись в отношении к осужденным. Ты должен понимать…

Александр понимал. Понимал каждое слово и принимал умом каждый довод, что приводил Борис в том разговоре. Но вот сумел ли он найти в себе силы простить того, кто вырос вместе с ним в одной детской, кто делил с ним все шалости и первые горести юношеских лет? И кто однажды уже предал его, встав на сторону обвинителей, что нещадно стегали горькими и злыми словами в тот момент, когда хотелось выть от горя и душевной боли.

Его Петр, носящий иное имя. Дважды отрекшийся от него, дважды предавший… И если в первом случае Александр мог понять, что именно толкнуло Василя встать в ряды его гонителей, то во втором простить не сумел. И не сумеет.