На сердце без тебя метель... (СИ)

— Все дивятся по первости. Я и сам уже позабыл, что некогда жил в иных землях. Уехал из отчего дома еще в юности. На счастье, довелось получить знания в Московском университете. Потом служба в канцелярии генерал-губернатора, откуда и вышел в отставку, чтобы занять нынешнее место.

— Вы оставили карьеру при генерал-губернаторе? — снова удивилась Лиза.

Видя ее неприкрытое изумление, Борис тихо рассмеялся и развел руками:

— Я не гонюсь за чинами, Лизавета Петровна. И начисто лишен свойств, что могут поспособствовать в получении наград и прочих отличий. Мне по душе иное…

— А еще вы позабыли добавить о размере предложенного мной жалованья. Грех было упускать такие возможности, — иронично заметил Дмитриевский.

— При дамах не говорят о таких материях, — Борис оглянулся на него с шутливым упреком, а потом снова посмотрел на свою собеседницу: — И к тому же меня покорила вовсе не сумма жалованья, а обаяние его сиятельства… Взгляните на Александра Николаевича, разве можно ему отказать?

Покорная этим словам, Лиза подняла взгляд на Дмитриевского, стоявшего за спинкой кресла ее vis-a-vis. И снова чуть закружилась голова, словно ее затягивало в омут этих темных глаз. Лиза так засмотрелась, что не сразу расслышала, о чем говорит Головнин. А тот, не дождавшись ответа на свои слова о том, что в будущем планирует вложить накопленные средства в имение в Херсонской губернии, а если его будущая супруга пожелает — то еще и ближе к Москве, решил сменить тему.

— Я отбываю на этой неделе из Заозерного. Дела, знаете ли, не держат меня на месте, — при этом он внимательно наблюдал за выражением лица Лизы. — По воле случая мне доведется проезжать Нижегородские земли. Ежели пожелаете, я мог бы передать от вас послания указанным персонам. Или от маменьки вашей.

Лизе показалось, что ей за шиворот насыпали ворох снега. Пытаясь овладеть собой, она с силой стиснула подлокотники кресла. Бесспорно, все до единого вели в этом доме собственные игры!

— Не смею вас утруждать подобной просьбой, — она сумела все-таки раздвинуть губы в вежливую улыбку. — К тому же мне не к кому писать в Нижегородчину. Но я могу спросить madam ma mere, не пожелает ли она. Вы позволите?

— Bien entendu^[155], — легким наклоном головы Борис отпустил ее к матери, чувствуя при том, как его затылок прожигает недовольный взгляд Дмитриевского.

Когда Лиза удалилась и присела подле Софьи Петровны, что-то тихо говоря той прямо в оборки чепца, Александр вдруг занял ее место напротив Головнина, вперив в него пристальный взор.

— Она побледнела, — произнес Борис, почувствовав себя крайне неловко под этим взглядом, чего не было на протяжении уже стольких лет. — Она явно побледнела…

— И? — резко бросил Дмитриевский.

Борис кожей ощутил его ярость, но разве он когда-нибудь боялся своего собеседника?

— Как твой поверенный говорю тебе, я чую неладное. Позволь мне разузнать о твоих гостьях. Разве мое чутье когда подводило?

— Бывало.

— Хорошо, ты прав, — согласился Головнин. — И, поверь, я буду рад ошибиться и в этом случае. Но прошу… все же не будет лишним… — он сбился, заметив, как переменился устремленный на него взгляд. Теперь в том была странная смесь подозрения и усмешки. Борис смутился окончательно. — Прошу тебя, Alexandre, не смей даже думать на сей счет в таком ключе… помилуй бог, я никогда не смешиваю личные обиды и дела. Никогда! И нынче тот же случай!

Да только невольно еще больше покраснел, когда одна из бровей собеседника изогнулась, а губы его раздвинулись в ироничной улыбке.

Тем временем, вернулась Лиза с ответом матери. Мужчины тотчас же встали и молча выслушали переданные с девушкой слова. Софья Петровна с благодарностью принимала предложение господина Головнина, а также просила уведомить ее о времени его отъезда, чтобы успеть составить список адресатов и написать письма.

Когда Лиза, извинившись, снова вернулась к матери, мужчины, прежде чем разойтись по своим делам, обменялись многозначительными взглядами.

«Вот видишь», — говорила кривая ухмылка на губах Дмитриевского.

«Это ничего не значит. Я все-таки попробую собрать сведения», — ответили ему серые глаза Бориса.

Губы Александра тут же сомкнулись в твердую линию: «Даже думать не смей!»

«Дело твое», — прекращая эту странную дуэль взглядов, пожал плечами Головнин и первым покинул гостиную.

И удаляясь в разные стороны, каждый из них думал о том, что уже в который раз за последние недели они стояли друг против друга, не желая уступать. И что крепость их дружбы неожиданно дала трещину. И отрицать это не имело смысла.

Глава 14

Василь покинул усадьбу следующей ночью, до отъезда так и не показавшись никому на глаза. Он сказался больным, чтобы не выходить из спальни, а едва минуло за полночь, приказал подать сани до станции. Оттуда можно было с почтовой тройкой уехать из губернии, дав взятку ямщику.