На сердце без тебя метель...

Наверное, злой язык мадам Зубовой сыграл свою роль. А может, привычная спутница — удача действительно вдруг отвернулась от него. Но столь спешная поездка, не дававшая Александру ни минуты покоя, усиливая во сто крат бурю чувств, обернулась ничем. Убежденность в том, что он всенепременно получит желаемое, оказалась обманчивой.

Впервые в жизни Александр Дмитриевский познал вкус горечи поражения, а еще страх перед болью, которая утихала, только пожираемая всполохами гнева. La Belle упорхнула из замка la Bête. И, как оказалось, навсегда. Во французских сказках Чудовище умирало от тоски и отчаяния. Но жизнь — не сказка. Тем он и оправдывал себя в редкие моменты сожаления из-за своего добровольного одиночества и приступов злобы. Обозленное Чудовище не может быть иным. Просто не может.

Александр помнил, какое почти юношеское возбуждение владело им, когда он правдами и неправдами сумел проникнуть в Москву, оставив офицеру на заставе изрядно золота и ассигнаций. Тот притворился, что не видит явного расхождения между бумагами на мелкопоместного дворянина из Тверской губернии и господином, сидевшим в карете за плотно задернутыми шторками. Офицер также не заметил богатой отделки экипажа, золотого набалдашника на трости путешественника и породистых лошадей в упряжи.

Во всей этой авантюре Александра подстегивал не столько азарт обмануть своих соглядатаев или московских жандармов. Его гнало в Москву желание пройти до самого конца вслед за нитью, которую, подобно Ариадне, вручила ему в руки Лидия. И если не найти Минотавра, который когда-то грозился сожрать его, то разыскать ту, что принадлежала ему, Александру, по праву. Разве нет?

Ступая в его спальню, отдавая себя полностью в его руки, клянясь ему, наконец, во всем том, в чем только может клясться женщина, Лиза стала полностью его. И отныне он должен владеть ей. Потому что он так хотел… он так хотел… В сказке Чудовище отпустило Красавицу по доброй воле. Он же ни на толику не обладал подобным великодушием. А потому кто может осудить его за желание во что бы то ни стало вернуть Лизу? Так думал Александр, по малодушию прикрывая истинные причины своей поездки.

Он прибыл в Москву в среду на Светлой неделе и сразу отправился к графине Щербатской, однако дома ее не застал. Старый дворецкий сообщил, что последние дни ее сиятельство сама занята визитами. Александр также напрасно явился на Мясницкую в четверг, а в пятницу, направляясь по тому же адресу, все раздумывал, как ему следует показаться графине — под своим именем или прикрываясь чужой карточкой. Но в итоге рассудил, что обычное женское любопытство вынудит Щербатскую принять его, и бросил на поднос дворецкого кусочек картона с собственным именем.

Он оказался прав. Графиня заглотила наживку. Спустя десять минут дворецкий вернулся и пригласил его следовать за собой. В глубине души Александр порадовался, что Лизавета Юрьевна, разгадав его желание сохранить инкогнито, отпустила всех приживалок, карликов и прочую челядь. И впоследствии его радость оттого, что их разговор прошел в приватной обстановке, только умножилась.

Войдя в небольшой кабинет, Александр почтительно приложился к руке графини и получил ответный поцелуй в лоб. Лизавета Юрьевна явно благоволила к нему, как и прежде, до всей этой истории на Сенатской, однако сесть не предложила.

— О-ля-ля! Рисковая кровь Дмитриевских все не дает покоя? — с легкой усмешкой проговорила она. И только бровь приподняла, когда Александр, так и не дождавшись ее позволения присесть, самовольно опустился в кресло. — Аль не боязно дразнить Его Величество? Единожды ведь уже получил за глупость свою.

Александр не стал возражать этой богине московского Олимпа. Ответил лишь мимолетной кривой улыбкой. Графиня же завела разговор о погоде, о минувшей Пасхе да об озимых, урожай которых обещал быть богатым после особенно снежной зимы. Дмитриевский охотно отвечал, поддерживая заданный ею тон, приличествующий визиту старого знакомого. Однако он отлично помнил манеру Лизаветы Юрьевны усыпить бдительность собеседника, чтобы после ударить в лоб откровенным вопросом. Так вышло и на сей раз. Поводив его вокруг да около, графиня вдруг хитро прищурилась:

— Что за печаль привела в мой дом? Какой выгоды ищешь? Не юли только, сударь мой, знаешь ведь, не люблю того.

— Я ищу одну особу. И мне доподлинно известно, что когда-то она проживала здесь вашими милостями, — так же открыто заявил Александр.

Старуха тут же поджала губы, недовольно сверкнув глазами, а пальцы ее сжали подлокотник кресла сильнее прежнего.

— Неужто? Все, кого милостью дарю, при мне. Никого не растеряла, кроме дочери моей. Наталья Михайловна по ветрености своей милостью обделена. Но то случилось еще до той поры, как тебя в имении затворили. Какое дело тебе до нее? Коли желаешь видеть, так по мужу ее ищи. Не тут.