На сердце без тебя метель...

— Прощения-с просим у вашего сиятельства. Не подумали-с… Умом Господь обделил…

— Я пришлю тебе рубль! — резко оборвал ее хриплый от страха шепот Александр. — Где девицу видела? Где она? Говори же!

— В обители графине, матушке нашей, в ноги бросилась нынче пополудни! В Зачатьевском монастыре, что на Остоженке! Ох, ваше сиятельство! Барыне только не выдавайте, что я вам сказала… барыня шибко…

Далее он уже не слушал. Настойчивое желание наконец-то увидеть Лизу наяву, а не на изящной миниатюре, гнало прочь из особняка на Мясницкой к Зачатьевской обители. Правда, не учел Александр одного — монастыри, будто крепости, без боя никогда не сдавали своих позиций. Привратница его даже за ворота не пустила, сурово твердя, что нынче матушка посетителей не принимает, час уже поздний, не для мирских, а сведений посторонним давать не велено. И даже перед титулом Дмитриевского не сдалась.

— У меня один Господин ныне, — ответила с кроткой улыбкой, когда Александр начал грозить ей с высоты своего положения. — А пред ним все равны. С завтрева двери обители откроются, и матушка Клавдия примет вас, коли будет на то воля ея. А ныне ступайте же с Богом…

Не приняли Александра в обители и на следующий день — «Суббота не для визитов, ваше сиятельство, Божий день», и в воскресенье, на Красную Горку. Только в понедельник ему удалось увидеться с игуменьей в приемной странноприимного дома. Наверное, он должен был вести себя по-иному. Следовало сдержать нетерпение, выказать больше смирения и уважения к месту, в коем находился. Игуменья, невысокая женщина в монашеском облачении, явно заметила состояние Александра. Но, надо отдать ей должное, была с ним подчеркнуто вежлива, даже если он пришелся ей не по нраву — безбожник, дерзнувший явиться с расспросами и повысить голос, явно раздосадованный ответами.

— Что мне сделать, чтобы вы ответили? Что? Хотите, вклад в обитель внесу? Сколько нужно? — горячился Александр, когда в третий раз услышал ответ игуменьи, что разыскиваемой им девицы в монастыре нет. Причем она даже толком не взглянула на медальон, который он предъявил. Значит, точно понимала, о ком речь ведется. И это несказанно злило его, как и собственное бессилие.

— Ежели желание вашего сиятельства на то, препятствовать не смею. Будем благодарны за пожертвование. — Матушка Клавдия даже бровью не повела перед его гневом, хотя ее спутницы — благочинная и письмоводительница — уже заметно нервничали.

— Но не скажете?..

— Я уже дала ответ на вопрос вашего сиятельства. Девицы сей в стенах обители нет.

— Лгать — великий грех, разве не так, досточтимая матушка? — язвительно заметил Александр, понимая, что вряд ли добьется иного ответа.

— Великий, ваше сиятельство. Но также худо возводить напраслину на невинных. Нет лжи в словах моих. Нет девицы в обители. «Не будь духом твоим поспешен на гнев» — так говорено в Библии.

— Ее сиятельство графиня Щербатская Лизавета Юрьевна не в покровителях ли монастыря? — вдруг осенило Александра. Его догадка лишь подтвердилась, когда игуменья также ровно и спокойно ответила, что графиня действительно благодетельница обители.

Больше расспрашивать не имело смысла. Матушка будет стоять на своем, и он бессилен что-либо предпринять. Будто камнем навалилась на душу тяжесть разочарования. И игуменья словно почувствовала это. Вероятно, потому и обронила, когда он уже стоял на пороге приемной:

— Возложите на Господа заботы ваши. Он поддержит ваше сиятельство милостью своей.

— Красивая присказка для слепо верующих дабы подсластить горечь истинного положения, — отозвался Александр. — Благодарю за старания ваши, но полагаю обойтись собственными силами.

Сев в карету, Дмитриевский не сразу приказал кучеру ехать от монастырских стен. Некоторое время задумчиво наблюдал за жизнью, что кипела возле обители: выходили и входили прихожане местного храма, привратница клевала носом на своем посту у открытой калитки, один раз подкатил экипаж, из которого вышла дама в летах, поддерживаемая лакеями с обеих сторон. Ничего, что представляло бы для Александра хоть какой-то интерес. Жаль, он не расспросил толком карлицу, когда и как виделась бывшая воспитанница с графиней. Была ли она уже пострижена? Много времени утекло с того дня, как Лиза покинула его, слишком много, чтобы попытаться заглушить голос совести молитвами. Неужто действительно решилась уйти от мира вымаливать прощение, тем паче считая себя виновной в смерти брата?

Возвращаться в пустые арендованные комнаты гостиницы не хотелось, как и коротать время в одиночестве. Потому Александр велел кучеру отвезти его на Большую Дмитровку, к дому купца Самохина. Головнин снимал у купца весь второй этаж и всегда останавливался там во время поездок в Москву. Он, конечно, мог уже съехать после того, как решил оставить должность главного управителя в Заозерном, но оставался все же небольшой шанс застать его.