На сердце без тебя метель...

В дурном настроении не принял он привычный визит офицера жандармской службы и даже рассорился с парочкой соседей-смельчаков, заглянувших к нему на Троицу. Впрочем, то было только к лучшему. Пусть все оставят его в покое! Навсегда! Потому что он безбожник, мерзавец, бездушный человек, для которого нет ничего святого! Так Александр убеждал себя каждый день, старательно отгоняя от себя иные мысли и не обращая внимания на глухую боль внутри. И только ночами, когда дом затихал, он доставал письмо Лизы и перечитывал его, пытаясь уловить что-то, чему и сам никогда не смог бы дать объяснение, восполнить хотя бы на толику пустоту в душе. И понимал, что теперь все совершенно иначе, что эту пустоту не заполнить никакими забавами или насущными делами. А еще понимал причину слабости, что не давала ему покоя уже столько времени, слабости, из-за которой ему хотелось стать иным. Таким, каким видела его Лиза, ставшая не только его душой, но и совестью с недавних пор, что несказанно злило.

Вот и сейчас эта самая слабость не давала Дмитриевскому покоя. Все мешала читать роман Скотта, присланный намедни одним приятелем из-за границы. Приходилось по нескольку раз перечитывать каждую строчку, чтобы вникнуть в смысл написанного. Тем более события в романе, где главный герой — благородный рыцарь, спасающий даму из беды, постоянно возвращали к записке доктора.

Что же, интересно, происходит у Зубовых в имении? Сумел ли отец Феодор убедить крестьян разойтись и оставить несчастную в покое? Действительно ли это зараза? И чем она грозит его собственным землям?

Часы проиграли короткую мелодию, подсказывая, что Александр уже полтора часа пытается погрузиться в чтение, когда за дверью кабинета вдруг послышались чьи-то шаги, а после раздался осторожный стук в дверь. После резкого «Entrez!» в кабинет с важным видом вошел лакей с подносом, на котором белел квадрат записки. Александр не мог не поморщиться, глядя на бумагу. Какого черта там было в этой записке? Кто-то из соседей снова решил напомнить о себе?

— Отец Феодор прислали-с, — пояснил лакей, заметив недовольство барина. — Велели передать, что дело очень важное и срочное.

«Знать, все еще горячатся крестьяне, раз Федор записку прислал. Только отчего сам, а не доктор, как в прошлый раз. Хотя… должно быть, решил, что его увещевания будут иметь больше силы», — усмехнулся Александр.

Подниматься с дивана, менять домашнее платье на сюртук для верховой езды да еще скакать верхом в этот жаркий день желания не было вовсе. «Отчего не позовут исправника?» — в раздражении думал Александр. А после вдруг снова всплыли в памяти слова из письма Лизы: «Я знаю, что вы лучше, намного лучше…», словно она сама вошла в кабинет и встала за его спиной…

— Merde! — Александр резко вскочил и принялся на ходу отдавать распоряжения.

Надобно было приказать седлать лошадей да людей своих вооружить карабинами. Он, конечно, слывет во всей округе дьяволом, да только вряд ли в одиночку остановит разъяренных крестьян.

О записке отца Феодора Александр вспомнил лишь, когда вернулся в кабинет, чтобы взять новые пистолеты. «Береженого все-таки бережет собственная предусмотрительность, а вовсе не бог», — мысленно сказал он себе, доставая ящик с оружием. Позднее Александр и сам не мог объяснить, зачем потянулся к записке, по-прежнему лежащей на подносе. Наверное, кто-то под руку толкнул, не иначе.

«Помните ли вы свою бывшую невесту, ваше сиятельство? Я знаю, что у вас нет причин питать расположение к Лизавете Петровне. Но умоляю вас, ради всего святого, проявите великодушие к несчастной!..»

Глава 41

Всего несколько строк, а сердце забилось точно сумасшедшее, требуя немедленных действий. Чтобы привести в порядок хаос мыслей и унять бурю противоречивых чувств, Александр даже перевел взгляд с записки на изумрудную зелень за распахнутым окном. Но слова, криво написанные на мятой бумаге, так и стояли перед глазами:

«…Ей необходима ваша помощь, взываю к вашему милосердию. Ежели вы не окажете содействия, случится непоправимое…»

Нет, должно быть, он неверно понял. Александр снова пробежал взглядом записку, но только убедился, что глаза ему не лгут. Речь шла именно о его бывшей невесте. И, по всему выходит, она где-то там, в средоточии безумствующей толпы крестьян. Он бросил записку на пол и поспешно направился в конюшни.