На скосе века

Поля пролетают, проносится лес,
Идёт на Москву транссибирский экспресс.
Быстрее сибирского плотного ветра,
Всего от меня сорок пять километров.
И может, в нём едет угрюмый майор,
Который подвёл меня под приговор,
Который открыл во мне залежи зла,
Которых юстиция вскрыть не смогла.
Вскрывала, вскрывала, не вскрыла — тогда,
Чтоб всё было тихо — заслала сюда —
Откуда до этого поезда-ветра
Ползти на быках: сорок пять километров.
А может, в нём едет московский поэт,
Которому век вдохновения нет.
Он ездил халтурить, и деньги в кармане,
И нынче как бог он сидит в ресторане
И слушает речи за водкой и чаем,
И, слушая речи, он жизнь изучает, —
Что скажет один и что скажет второй.
Ему положительный нужен герой.
А рядом директор сидит леспромхоза,
Пропахший поэзией будничной прозы,
Сознанием силы — своей и людей,
И ясным понятьем величья идей.
Здесь пилам не петь, топорам здесь — не крякать,
И он совершенно не прочь покалякать.
О разных вопросах, о бабах, — о том,
Откуда мы шли и куда мы придём.
Директор завода, где тыщи рабочих,
С начальником главка сидит, озабочен.
И хочет за рюмкою вымолить он
Две тысячи тонн вместо тысячи тонн.

А Главка начальник прилежно внимает,
Но хитрость лица говорит: понимаю.
Директор смеётся, начальник смеётся,
Теньтенькают рюмки, и поезд несётся.
Геолог, который спешит с Колымы,
Доволен, что август, а нету зимы.
Искрой голубой до Москвы донесутся
Вагоны, — и все по делам разойдутся,
И только почерпнувший жизни поэт
У Кудринки в клубе закажет обед.
Расспросит, кто нынче особо в ходу
И темы какие особо идут.
Пройдёт полчаса или час, и во всём он
Себя по привычке почувствует: дома,
Слегка в оппозиции, а вообще
Вполне безразличным к теченью вещей.
И будет… А в общем-то, дела мне нету.
До всяких исканий такого поэта.
Но поезд несётся, и завидно мне,
О поезде зная, сидеть в стороне.
Да, завидно мне… Я рождён не калекой.
Я сын середины двадцатого века,
Привыкший к тому, что и скуку, и горесть
Всегда побеждает огромная скорость.

1950

«Если ты вдруг откроешь…»

Если ты вдруг откроешь,
   что поэзия вся — химеры,
Сочтёшь размышления — бредом,
   и лишним — призванье своё,
Пусть всё говорит об этом, —
   но ты не давай тому веры.
Это —
   «эпоха реакции»,
      а не прозренье твоё.

1950

«Не изойти любовью, а любить…»

Не изойти любовью, а любить.
Не наслаждаться жизнью — просто жить.
Я не люблю безмерные слова,
Все выдумки не стоят естества.

Любить нельзя сильнее, чем любить.
А больше жизни — и не может быть.
А смысл безмерных слов, пожалуй, в том,
Чтоб скрыть бессилье в чём-нибудь простом.

1950

Друзьям («Уже прошло два года…»)