На суше и на море - 1973

Раньше всех в лагере просыпается черепаха Торчилла. Сначала из песка высовывается ее сморщенная голова. Некоторое время голова почти не шевелится. Черепаха осматривается. Затем показывается величиной со столовую тарелку панцирь, и черепаха отправляется в свой бесконечный путь: за дырочку в панцире она привязана леской к колышку и ходит по кругу. Только изредка останавливается, чтобы пощипать чахлой травки. К полудню Торчилла может протоптать глубокую тропинку.

Ушастый ежик Тишка скребется в корзинке. Обычно он охотится по ночам, но ему пришлось изменить свои привычки: мы кормим ежа днем, приносим ящериц. Тишка притопал к нашему костру вечером, когда уже стемнело, а потом испугался, стал искать, где бы спрятаться, и забежал в палатку.

Потягиваясь и зевая, вылезает из яхты Кешка. Завидя его, слетаются сорокопуты. Они с удовольствием рассаживаются на верхушках мачт, бесцеремонно рассматривают котенка, весело щебечут. Кешку это обижает, но влезть на мачту он не может. Тогда он прячется под яхту и начинает ловить муравьев.

Но не всегда эти маленькие трудолюбивые птички так беспечны. Иногда подбирается к гнездам, запрятанным в самую середину куста тамариска, степной лис-корсак или появляется в небе коршун. Взрослым это ничем не грозит. Но ведь страшно за птенцов. И родители летают вокруг, беспокоятся, велят им не шевелиться.

Пусть дует порывистый ветер, раскачивает куст, ветки больно стегают беспомощное тельце. Но птенчик вложил всю свою силенку в лапки и цепко держится. Застыл, будто неживой.

Корсак живет на высохшем болотце. Весной в низине собираются скудные талые воды, зеленеет камыш, но только до мая. А сейчас все сухо. Камыш стоит неплотной бесшумной стенкой. Корневища сплелись в высокие кочки. В них лис проделал массу ходов. Там, где нет камышей, толстый слой пыли делает наши шаги неслышными. Лис совсем рядом. Наконец заметил нас, но не убежал. Прилег, спрятался за кочкой, смотрит прямо в объектив фотоаппарата.

В воздухе много жуков, на земле — ящериц. И повсюду под ногами норы песчанок, тушканчиков.

Эдуард с Володей поймали агаму — ящерицу в четверть метра длиной. Хвост розовый, хотя вся она темно-серая, в ковровых разводах. Принесли Кешке. Тот храбро бросился к ящерице, но сразу же отскочил, испуганный страшной пастью с острыми зубами. Лапы, живот ящерицы стали цвета густой синьки, под челюстями отвис мешок, тоже синий, хвост начал извиваться. Играть с ней Кешка отказался наотрез.

IV

Трижды прокричал петух, но еще темно. Первая мысль — как ветер? Под утро он всегда затихает. Но если будет сильным, то обычно уже чувствуешь, как подрагивает палатка. Кто-то осмеливается вылезти из спального мешка: утром холодно.

Вскоре слышен треск разгорающегося перекати-поля. Эти высушенные солнцем добела шары — лучшая растопка. Топлива для костра осталось с вечера немного, и мы с тоской ожидаем требовательного: «Давайте дрова, а то потухнет».

Тяжелые ботинки ломают низкие кусты кандыма. Удар каблуком под корень — куст выворачивается из земли. Теперь на него надо раза два наступить, и можно собирать тонкие сухие веточки-прутики. Пятнадцать минут работы — полный брезент «дров».

Стало совсем светло. Вот-вот взойдет солнце. Краски ярче, сочнее. Быстрее поднять полосатый парус, приготовить фотоаппараты. В «Любитель» — цветную пленку, да не забыть снять фильтр с объектива. Еще успеть бы посмотреть точки съемки — потаскать туда-сюда яхту. Но сколько ни жди, как ни готовься к встрече, солнце всегда застает врасплох.

Красная полоса на востоке. Разбросанные над ней перья легких облаков тоже красные. Они протянулись щупальцами еще невидимого солнца. Другой край неба темный, почти фиолетовый. Хотя там нет никаких облаков, кажется, что заходит снеговая туча. Светлые мачты яхт четко вырисовываются на этом фоне.

Вместе с солнцем пришел ветер. Порыв, другой. Взъерошил Петькины перья. Выдул жаркий язык из костра. Погнал в дальнюю дорогу перекати-поле.

Скорее завтракать и собираться в путь. Все бы ничего, только за Петькой пришлось погоняться. Очень он не любит томиться в своей корзине. Прыжки а ля Яшин не принесли нам успеха. Петька уже научился увертываться, выделывать классические финты. Мы восторжествовали, лишь когда он выбился из сил и забился под яхту.

Ветер между тем крепчает. Часам к семи он уже не свистит, а завывает в вантах. Баллов пять-шесть наверняка. Да еще дует в фордевинд, сзади.

Парус полощет, бьется, и никак не поднимешь его на мачту. Дружные усилия нескольких рук — парус наконец на месте. А что если вместо грота поставить передний парус-спинакер? У нас, правда, их нет с собой, но можно воспользоваться небольшим штормовым, взятым на всякий случай. Скорость будет немного поменьше, а идти спокойнее — легче реагировать на порывы ветра.

Парус поднимается вверх «колбасой». Теперь его надо расправить — натянуть шкоты. Хлопок — белый треугольник встал впереди мачты. И сразу понесло.