На веки вечные

Не верится, что тут только что гремела баталия,— сказал комбриг и впервые за последние дни улыб­нулся.— А теперь тишина...— И тут же поправил­ся: — Вообще-то впереди, в районе самого Сталингра­да, бои продолжаются...

Несмотря на всю тяжесть перенесенных невзгод, каж­дый выглядел бодрым, энергичным. Видимо, их физическая усталость компенсировалась той радостью, которая неизменно овладевает фронтовиками в связи с одержан­ной ими большой и трудной победой.

Прованов поздравил присутствующих с успешным выполнением поставленных перед бригадой задач, сооб­щил о высокой оценке, которой отметили действия лич­ного состава командир корпуса генерал Кравченко и начальник политотдела полковой комиссар Плотников.

Участники совещания минутой молчания почтили па­мять павших боевых товарищей.

Командир бригады попросил начальника штаба, майора Алифанова проинформировать о боевом счете танкистов за время боев под Сталинградом.

Майор доложил:

С девятнадцатого ноября бригадой уничтожено: пятьдесят один танк, шестьдесят шесть орудий разного калибра, сто пятьдесят повозок с боеприпасами, двести пятьдесят автомашин, около четырех тысяч солдат и офицеров противника⁶ .

На подведении итогов выступили комбаты, другие командиры подразделений, парторги батальонов. Вспом­нили поименно тех, кого сегодня не было с ними, в том числе Лебедева и Клименко, уничтоживших за этот пе­риод большое количество танков, орудий и других бое­вых средств противника, десятки автомашин, и повозок с грузами.

Через несколько дней красноармейская газета «Впе­ред!» выпустила листовку под названием «Бей врага, как герой Лебедев».

Все сознавали, что хотя победа в районе поселка Советский одержана важная, но это лишь первый этап в достижении конечной цели. Предстояло создать вто­рое, внешнее, кольцо окружения, а группировку, зажа­тую внутренним, пленить или уничтожить.

...Танковая колонна бригады выступила с наступле­нием темноты. Видимость скверная, местность изрезана балками, оврагами, дороги изуродованы воронками. К тому же началась метель. Вести машины непросто...

До хутора Илларионовский, куда шла колонна, оста­валось не более пяти километров. В это время от танка к танку полетела команда:

Воентехника Шилова — к Гладченко!

Тот прибежал быстро.

Валентин, выручай,— попросил его помпотех ба­тальона Бондаренко и показал на тридцатьчетверку, остановившуюся на самом краю глубокого оврага.

Танк навис над обрывом, чудом держался на поверх­ности. Двигатель работал.

Малейшая неосторожность, и — вниз.— Капитан Гладченко показал трубкой на дно оврага.

Если бы не мерзлый грунт, давно были бы там,— ответил Шилов.

Перепуганный молодой механик-водитель стоит ря­дом, нервно мнет руками танкошлем. Он не справился с управлением, не сумел вовремя свернуть влево по дороге.

Теперь требуется особый опыт и хладнокровие. Ими обладает Шилов, потому и позвали.

Воентехник вынул у кого-то изо рта цигарку, затя­нулся пару раз и, забравшись в танк, осторожно про­брался к рычагам. Включил заднюю скорость, на борто­вых фрикционах медленно стронул машину с места и резко подал ее на дорогу...

Все облегченно вздохнули.

Шилов еще километра два вел машину, пока не успо­коился окончательно механик-водитель, затем уступил ему место.

Утром началась атака подразделений 293-й стрелко­вой дивизии. Танкисты бригады поддерживали их огнем. Бой был тяжелым. Гитлеровцы во что бы то ни стало пытались вырваться из окружения, а наши стремились сдавить их вторым кольцом.

Хутор Илларионовский освободили с большими для захватчиков потерями, однако комбат Гладченко из боя возвратился злым.

Найдите Кузнецову, пусть перевяжет руку, — ска­зал он кому-то из подвернувшихся танкистов, а сам при­лег отдохнуть в штабном фургончике. Здесь его и нашла Маша Кузнецова.

Товарищ капитан, кто вас так расстроил? — рас­стегивая санитарную сумку, спросила она с улыбкой.

Откуда тебе известно, что я расстроен?

Трубка у вас во рту подрагивает. Давно замети­ла: трубка дрожит— значит, в душе неспокойно.

Комбат положил на стол свой погасший куритель­ный агрегат, вытянул руку для перевязки.

Правда, Мария Федоровна, места себе не нахо­жу. Какие ребята сегодня сложили головы! Такие смельчаки...— покачав головой, тихо сказал капитан.

Маша начала перевязывать рану. И вдруг что-то треснуло над головой, потом грохнуло на пол фургона и завертелось.

Гладченко, мгновенно вскочив с лежанки, крикнул:

Осторожно, снаряд!..

Но Кузнецова, бросив перевязку, схватила какую-то тряпку и, пользуясь ею, как рукавицей, бросила то, что назвал комбат снарядом, в открытую дверь фургона, крикнув на всякий случай:

Береги-и-ись!..

Гладченко во все глаза глядел на военфельдшера, покачивал головой от изумления.

Товарищ капитан, — уже спокойным голосом про­говорила Маша, — если снаряд пробил машину и не разорвался, то это не снаряд, а болванка.

Она оказалась права. Позже эту болванку подобра­ли запасливые ремонтники и заварили ею пробоины в корпусе танка.

13.

С боями продвинулись около четырех километров. Кольцо окружения сужалось ежечасно, и, естественно, сопротивление противника нарастало.