На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

– Пользуясь паузой боя, – обратился майор Шаблий к присутствующим, – мы должны подвести итог. Приказ командующего 109-м корпусом генерала Алферова – к утру 11 июля овладеть Териоками – выполнен. Дела идут хорошо и быстро. Мы в Териоках – это факт. Но! Есть над чем и задуматься. Почему мы оказались впереди пехотного полка, который должны были поддерживать? Ясно! Мы использовали успех соседей и помогли полку Мелехина. Но вот почему майор Колсухо так легко расстался с нами, отказавшись от нашей помощи?!

– А я полагаю, – заговорил вдруг замполит Куриленко, – што ву, как командир полка, проявили полятичэскую блязорукость. Ву обязаны были выполнять пряказ у точности, как стало быть, должно быть. А ня заныматься самоуправством и авантюризмом. И об евтом будят доложано куды следует быть.

– Нам нечего бояться ответственности, – продолжал Шаблий, даже не взглянув на Куриленко, – нам необходимо чувствовать ход боя и самостоятельно принимать решения. Генерал Михалкин всегда поддерживает решительные действия нашего полка, он надеется на наш полк и ждет от нас смелых и решительных действий. К сожалению, в полку есть люди, не сознающие всей сложности создавшейся ситуации. Я не знаю, каким образом мне доказать необходимость динамичной тактики. Уж очень велика у некоторых товарищей инерция слепого подчинения приказу.

Майор Куриленко молчал – он сидел насупившись и глядел на командира полка исподлобья своими бесцветно-злобными глазами. Этот тупой и дикий человек, казалось, был насквозь пропитан одной ненавистью.

– Разрешите? – Капитан Солопиченко приподнял руку. – Связь с пехотой – дело сложное. Пехота мало доверяет артиллеристам. Вероятно, по старинке думает обойтись без нас.

– Нам нужно научиться понимать тактику пехоты, – спокойно отвечает Шаблий, – и самим влиять на командиров стрелковых подразделений.

– Но как осуществлять это практически?

– Не знаю, – спокойно отвечает Шаблий, – могу лишь сказать, что уверен в правильности принятого сегодня штабом решения, в правильности принятой на себя ответственности. Раз сто тридцать третий не проявил гибкости, залез в болото, а по существу оставил нас, не выходил с нами на радиосвязь. Это его дело. И тактическую гибкость обязаны были проявить мы – и мы ее проявили. И нас самих нашел Мелехин. Не побоялся и попросил: «помогите». Вот это мне по душе.

Едва закончилось совещание, по рации передали приказ командующего артиллерией следовать во втором эшелоне войск по дороге на Райволо.

И нам, всем полком, предстоит разворачиваться в узких улицах Териок и выходить из города в северном направлении через железнодорожную станцию Териоки. Я сидел в головной машине разведвзвода. Приморское шоссе в Териоках является главной улицей – оно тут не широкое, рассчитанное на минимальное количество машин и извозчиков, а навалилось здесь такое количество самой разнообразной техники, людей и лошадей, что все это вдруг моментально заклинилось. И колонна нашего полка прочно закупорилась в «пробке». Танки, самоходки стоят вперемешку с повозками, лошадями, кухнями, грузовыми автомашинами и телегами обоза. Низкорослая монголка прижимается к залепленному грязью трактору. Солдаты лазают под машинами, под орудиями, через танки, повозки и трактора. Сидя в своей кабине, я слышу, как матерятся чины высшего начальства, не желая ни понять, ни уступить друг другу. Все будто нудно ожидают своей участи и нет-нет да посмотрят в небо: не видать ли там, в вышине, вражеской авиации?! Но авиация противника бездействует. Небо остается чистым и понемногу все успокаивается.

Прошел генерал танковых войск, и я услышал, как он отдает приказ танкам идти в обход через лес. Солдатня шарит по домам. В кладовых и кухнях множество стеклянных банок с домашними консервированными овощами и фруктами. Солдаты откупоривают, пробуют, смеются: диковинные консервы им явно по вкусу. Из окна кабины мне видно, как Поповкин алюминиевой ложкой наворачивает малиновое варенье из литровой банки.

Тронулись. На ходу мне крикнули: «Ночуем в Райволо!»

Дивизион разместился в лесу на юг от города, а командование заняло крайние дома. Спать нам, однако, не дали. Среди ночи получен приказ: всем полком идти на правый фланг армии и поддерживать огнем штурм опорного пункта второй линии обороны финнов – хутор Кутерселькя.

12 июня. Коваленко прислал за мной связного. Выйдя на улицу, я сразу же попал в объятия пронизывающей до костей сырости. На северо-востоке светилась мягкая зелень раннего рассвета. Часы показывают час ночи. Нам, жителям средней полосы России, трудно освоиться с понятием «белая ночь».

Если бы не туманы, вспомнились мне слова Федора Елисеевича, сказанные им вчера перед началом наступления, то в два часа ночи здесь – это начало артиллерийского рассвета. То есть того часа суток, когда уже можно вести наблюдаемый огонь на поражение.

Захожу в дом, занятый командиром полка. В комнате, освещенной лампой «летучая мышь», собрались офицеры штаба и второго дивизиона.