На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

15 июня. Проснулся я от гула артиллерийской канонады, сотрясавшей землю. По низинам струится туман, холодно и сыро. Но яркие лучи восходящего солнца уже играют на влажной зелени верхушек деревьев. Небо ясное и прозрачное. Оглядываюсь по сторонам и прихожу к выводу, что вижу все нормально, голова свежая и никаких болезненных ощущений. Катя Видонова пришла с градусником – температура нормальная.

– Раз так, – говорю я Орлову, – отдавай мой револьвер и я пошел на передовую.

На командно-наблюдательном пункте полка шли последние сборы – командир и батарея управления готовились идти вперед.

– Выздоровел? – обратился ко мне майор Шаблий.

– Выздоровел! – отвечал я с напускной бодростью.

– Тогда за работу, нечего филонить. А то вчера, – и Шаблий весело засмеялся, – тебя не было, так Федоров меня к финнам завел. Повел он меня на НП. Артподготовка уже началась. Вышли мы на поляну из лесу, пересекли ручей. Спрашиваю: «Где НП?» – «Сейчас, – говорит, – придем». Смотрю, а перед нами надолбы и снаряды нашей артиллерии тут же ложатся. Глянул, а в бугре амбразура метрах в десяти. Из нее по нам из пулемета как врежут. Слава богу, не попали! Мы назад. Вышли на батальонный НП 173-го полка. Мы оказались впереди них метров на сто. Капитан, командир батальона говорит мне: «А я, товарищ майор, подумал, что вы решили ДЗОТ подорвать или своим телом амбразуру закрыть».

А теперь бери карту. Смотри: мы поддерживаем 173-й полк 90-й дивизии. Прорвав оборону, дивизия выходит на оперативный простор и наступает в направлении населенного пункта Инонкюля. Но командование решило этот населенный пункт в лоб не брать, а послать 173-й полк в обход, усилив его самоходными установками. Предполагается, что с севера не должно быть сильных оборонительных сооружений: там естественное прикрытие – лес, горы и болота. Нашему полку по такой местности не пройти, да и особой необходимости в том нету. Полк будет занимать боевой порядок с фронта, вот здесь: между дорогами, севернее хутора Ино. В обход с пехотой пойдешь ты. Тебе поручается вызывать огонь по первому требованию пехоты и управление огнем всего полка с фронта. Понял?

– Да! Товарищ майор, понял!

– Тогда все! Бери радистов, разведчиков и рысью догоняй пехоту. 173-й уже, поди, на марше.

Сквозь густую лесную чащобу продирается 173-й стрелковый полк. Две самоходки своей могучей стальной грудью пробивают дорогу: валят деревья, подминают подлесок и кустарник. За машинами остается просека, и по ней под надсадные крики солдат измученные лошади тащат пушки полковой артиллерии, повозки с боеприпасами и патронами. Обремененные ношей, нестройной толпой бредут по лесу усталые роты солдат.

Командир полка – сумрачный и неразговорчивый субъект. При моем докладе ему он глядит на меня с каким-то мрачным озлоблением, даже не скрывая своей неприязни. Но тут я совершенно неожиданно наталкиваюсь на Артюха. Вот уж кого-кого, а его-то я никак не ожидал здесь встретить. В училище его почему-то никто не воспринимал серьезно.

– Николаев, Андрюха! – кричит Артюх, и физиономия его плывет в улыбке, становится совершенно круглой и румяной, словно поджаренный блин. Рот растянут до ушей, глаза превратились в щелки. – Ты как здесь?

– Я начальник разведки 534-го минометного. И мы этот полк стрелковый поддерживаем.

– Ты скажи, вот встреча. Ну кто бы подумал. Так ты, значит, начальник разведки минометного? А я адъютант подполковника Рябко, командира 173-го.

Лицо Артюха вдруг резко изменилось, он помрачнел, физиономия из круглой стала угловатой, а глаза в обрамлении густых ресниц показались зловещими.

– Олега Радченко, – как бы силком выдавил из себя Артюх, – вчера в спину садануло. Должно, помрет.

Я не сразу сообразил, о ком говорит Артюх. Не мог я так вот с ходу уразуметь, что моего самого близкого друга по училищу Олега Радченко «в спину садануло». Я не видел Олега полтора года, а вот Артюх видел его вчера, тяжело раненным и, быть может, умирающим.

Солнце словно решило взять реванш за вчерашнее, и даже здесь, в глухом лесу, становилось жарко. Пробиваясь сквозь густую хвою высоких сосен, лучи его играли веселыми зайчиками на причудливом узоре папоротников, на мягкой бархатистости мха, на сухих корявых ветках серого вереска. Одолевают комары – их здесь тучи. Пропитанная влагой земля отдавала ее воздуху обильной испариной, дышать становилось тяжело и трудно. Артюх без устали работал языком, а мрачного настроения, связанного с воспоминанием о смертельной ране Олега Радченко, как не бывало. Командир 173-го уже несколько раз обращал свой взор в нашу сторону. Наконец он спросил Артюха:

– Ты что, никак, знаком с ним, что ли?

– Так ведь училищные кореши, – выкрикнул Артюх, – на одних нарах спали, с одного котла хлебали! – Артюх тут, конечно, прихвастнул – «корешами» мы никогда не были. Ну а на одних нарах – спали.

– Не подведешь, артиллерист, а? – спросил подполковник Рябко каким-то больно уж мрачно-тоскливым и безнадежным тоном.