На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

– Дегембаев один ствол подымает. А у него еще приятель-земляк Шандубаев, маленький такой, юркий и мусульманин ревностный. Как начали разряжать, он молитву читал. Я уходил – так первая мина вышла.

– На одной батарее в два орудия двойное заряжание. Они что, с ума все там посходили?!

– Так ведь команда была: «беглым». В азарт вошли, не заметили, что выстрела не было.

– Нужно, чтобы наводчик и заряжающий непрестанно следили за выстрелами. Объясните это людям. Слушай, – обратился командир полка к начальнику штаба, – необходим приказ по полку, и пусть у Романова его техники думают: как вести борьбу с двойным заряжанием.

– Товарищ майор, – запинаясь и еле подбирая слова, говорит Курилов, – у нас еще одно ЧП. Убит КВУ пятой батареи младший лейтенант Герасимов. И убит-то своими же. Наповал убит.

– Герасимов? – переспрашивает Шаблий. – Из недавнего пополнения. Молодой, совсем парнишка. Как это было?

– Они, товарищ майор, три дня назад на складах в Инонкюле добыли себе финские галифе и кожаные куртки. Я их предупреждал. А Женька Герасимов, блондин курчавый, – так он в этой куртке прямо финн. А сегодня, как наша пехота с фронта прорвала линию укреплений, так и вышла на наш НП в камнях. Женька Герасимов с радости и поднялся им навстречу. А они его в упор из автоматов расстреляли.

Весть о Женькиной смерти моментально облетела батарею управления. Женьку жалели, он был хорошим и добрым малым, солдаты его любили. Но все признали, что оказался он дураком – придумал: на передовой появиться в финских шмотках. Только подобные уроки бывают не впрок, и люди, забыв о случившемся, готовы повторять те же ошибки.

Снявшись с огневых, полк походным порядком идет через Каркула, Линкери на Койяла. Финны, оставив рубеж третьей линии обороны у Суммы, несомненно, станут отходить, пробираясь с боями к своим, а поэтому не исключена и встреча с такими вот отступающими группами.

Время приближается к полудню – это значит, что все мы вот уже более трех суток как без сна. Спать удается урывками по десять – пятнадцать минут, не более. За окном кабины то лес, то поле – то есть небольшая поляна среди леса явно искусственного происхождения. У дороги попадаются иногда ровные штабеля дров, аккуратно уложенные и пронумерованные. Серые пепельные облака низко плывут над острыми верхушками сосен. Все тут брошено: скот, птица, свиньи, овцы – и ни одного хозяина. Солдаты выскакивают из машин, бьют по-быстрому кур, гусей, запасая куски мяса на обед, который неизвестно когда еще сумеет приготовить им старшина. Все брошено: воют на цепи привязанные, голодные собаки. Зрелище кошмарное, тоскливое, бередящее душу.

На Приморском шоссе людно: подходят подразделения второго эшелона корпуса. Движутся автомашины, повозки, запряженные косматыми монголками, танки, самоходки, установки гвардейских минометов, артиллерия на тракторной и конной тяге. Встретили мы тут и свои тылы с боеприпасами, продуктами и кухнями.

За это время 176-й стрелковый полк Семенова в одиночестве продолжал свое продвижение по Приморскому шоссе, пока не был остановлен довольно широкой рекой с предмостными укреплениями и сильным узлом обороны в районе хутора Роккало и приказом высшего командования: «Стоять и ни шагу вперед!»

Ясно: стрелковый полк без артиллерийского обеспечения все равно не сможет прорвать оборону противника. А артиллерийские полки, 534-й минометный и 1238-й самоходный, в это время выполняли иную боевую задачу. Вернувшись на Приморское шоссе, майор Шаблий приказывает занять боевые позиции в полутора километрах юго-западнее хутора Кариекюля. Командный пункт разместился в каменном подвале давно уже разрушенного дома. Майор Шаблий приказал мне оставаться в качестве оперативного дежурного по штабу полка, а сам отправился на НП к Семенову. С этого момента начинается наш стремительный бросок на Выборг.

На Выборгском направлении