На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

27 июня. После короткого отдыха и первичной обработки ран нас отправляют в госпиталь № 5475. Госпиталь размещается в богатом имении по Выборгскому шоссе. Под операционные, кабинеты и офицерские палаты отведен центральный особняк. Рядовой состав размещается в больших санитарных палатках. Вокруг дома густой лиственный парк, а перед крыльцом дома ухоженный цветник. Комнаты в доме просторные, потолки высокие, окна большие, светлые, с медными шпингалетами прошлого века.

По прибытии в госпиталь мне сразу же сделали рентген и определили, что в суставной сумке правого запястья находится инородное тело – осколок артиллерийского снаряда. Операцию по извлечению осколка, ввиду ее сложности и учитывая мою профессию художника, решили не делать. Хирург опасался повредить нерв или сухожилие. Мне наложили обычную шину. Велели, по возможности, держать руку в покое и отправили в палату. У Середина рана оказалась довольно значительной: осколок пробил слой мышц спины навылет, и из раны удаляли лишь нитки от гимнастерки и нижней рубахи, проводили антисептическую профилактику. Самочувствие Паши Середина было вполне приличное.

Под мою диктовку он написал письмо моей матери, в котором я сообщал ей, что «рана моя незначительна и через несколько дней я поправлюсь».

В нашей офицерской палате четыре места. Но нас трое: слева от меня – пожилой капитан, командир стрелкового батальона, с осколком в ноге, а справа, у стены, командир саперного взвода, с ампутированной ногой. Сапер мрачный и неразговорчивый – он тяжело переживает свое состояние. Капитан-пехотинец, наоборот, веселый и словоохотливый, любитель прибауток. Своими забавными историями и анекдотами он всячески старается хоть как-то приободрить сапера. Меня он тут же стал звать «артиллеристом».

2 июля. Безделье и праздность, оказывается, могут стать источником душевной угнетенности и подавленного настроения в той же мере, как стрессовые перегрузки. «Если бы ты знала, – пишу я своей матери, – как скучно лежать в госпитале. В полку хоть и опасно, зато там живешь жизнью, к которой уже привык». И тут я не обманывал мать, не позировал перед нею. Пятнадцать дней наступательных боев мы жили активно-эмоциональной, напряженной деятельностью. И несомненно, у меня уже выработался определенный и четкий стереотип поведения. Так вот, изменение этого стереотипа, в период пребывания моего в госпитале, подействовало на меня более отрицательно, нежели ежечасная опасность во время непрерывных боевых операций на передовой. «Белые стены, белые кровати, стоны раненых и больных удручающе действуют на нервы», – записываю я себе на память. Там, на фронте, на передовой, под огнем противника, подвизаются и действуют здоровые, энергичные, умные люди. Все хилое, немощное, нестойкое, трусливое извергается вон или гибнет. Находиться в госпитале у меня уже более не хватало сил, и я стал требовать выписки и отправки в часть. Врач не отпускает. Говорит, что руку нужно держать в спокойном, «зашиненном» состоянии еще не менее недели. Я настаиваю.

– Полк уходит, – говорю я, – а неделю я смогу пробыть и в санчасти.

Середин, опасаясь того, что его не отправят потом в свой полк, также решает ехать со мной, хотя рана его еще и не зарубцевалась.

4 июля. Сразу же после госпитального завтрака, на попутных машинах, мы с Серединым быстро добрались до Выборга. Погода великолепная, солнечная и безветренная – по-настоящему летний и погожий день.

6 июля. После завтрака, на пару с Заблоцким, пошли в городской сад. Он здесь после воспаления в легких. Погода великолепная, и Миша собирается показать мне скульптуру бронзового лося.

– Может быть, с точки зрения искусства, эта скульптура и не из лучших, – говорит Заблоцкий с каким-то особенным воодушевлением, – но меня поражает то, что финны поставили памятник не королю, не полководцу, не поэту, а животному – царю северных лесов – лосю! Поэтический народ финны. Мне нравится их легенда о Вейнемейнене, герое рун «Калевала». Представь себе, как он создавал кантеле, натягивая вместо струн золотистые волосы юной девы… И звуки кантеле были настолько волшебны, что слушать их собирались птицы и звери… Вот, Андрюша, какие легенды слагает этот народ – финны.

7 июля. В санитарную часть полка прибыл майор Шаблий с намерением лично осведомиться о состоянии раненых и вручить некоторым из них, в том числе и мне, правительственные награды.

Девять часов вечера. Перед строем раненых, способных двигаться, командир полка зачитывает приказ по штабу артиллерии 21-й армии Ленинградского фронта за № 07-Н от 29 июня 1944 года, согласно которому нижепоименованные лица удостаиваются правительственных наград. Лично мне вручается орден Красной Звезды за № 725168.

Поздравляя меня и желая дальнейших успехов, Шаблий спрашивает:

– Ну, как твоя рука?

– Болит пока еще.

– Ерунда, – отрезал Шаблий, – хватит притворяться. Видонов там один за всех. Завтра чтобы приступил к работе – тебе придется быть пока и за первого, и за второго помощника. Понял?