По соседству живут Куриленко, Князев и Кузнецов. За исключением Николая, соседство малоприятное. А Николай частенько заходит ко мне «отдохнуть душою» и «перемыть кости» своим политопекунам. В угловой комнате, отдельной от всех, расположился начальник особого отдела контрразведки полка капитан Огибин – молчаливый, замкнутый, необщительный человек. Не единожды ограждавший меня лично от наветов и доносов ревнивых блюстителей политической бдительности.
Штаб артиллерии 59-й армии размещается в огромном административном здании серого камня в центре города. Величественные кабинеты, дубовые двери, резная мебель, кожаные диваны и кресла, зеркальные книжные шкафы во всю стену.
Генерал Дорофеев, плотный, коренастый сангвиник, при первых же словах майора Шаблия вышел из за стола и, замахав руками, громко сказал:
– Стой, стой. Не говори. Дай-ка мне самому на тебя посмотреть. Тридцать восьмого года выпуска, пятая батарея, курсант Федор Шаблий. А!
– Так точно, товарищ генерал. Курсант пятой батареи 1-го Киевского артиллерийского училища Федор Шаблий, ныне командир 534-го Выборгского минометного полка.
– Узнал! – радовался генерал. – Молодец какой. Полком командуешь. Вот, товарищи, – обращается генерал Дорофеев к присутствующим, – мой, мой выпускник! А теперь майор, командир полка. Рад за тебя, очень рад видеть тебя, Шаблий. Потешил ты меня, старика.
К слову сказать, генерал Дорофеев не был стариком. Но мы были слишком молодыми, чтобы не видеть разницы в годах и опыте генерала.
В полк Шаблий возвращался в прекрасном настроении: из подчинения Михалкину попасть в подчинение Дорофеева – можно ли желать лучшего?!
Случай с Герасимовым заставил всех нас насторожиться и принять соответствующие меры безопасности. Дело в том, что в период боев за железнодорожную станцию Тали финны минировали большие площади на участках, наиболее опасных для прорыва, деревянными противопехотными минами, недоступными для обнаружения магнитными миноискателями. И вот теперь, идя по обочине дороги или по лесу, приходится быть очень внимательным, чтобы ненароком не наступить на сюрприз и не остаться без ноги, подобно Авениру Герасимову.
В наглухо застегнутой телогрейке я иду по скользкой глинистой дороге на наш НП. Сопровождает меня Шуркин – хитроватый, ловкий и ленивый парень, все из тех же мальчишек-курян. Хорошо, конечно, спать на пружинном матраце, в натопленной, теплой комнате. Но сегодня утром я вдосталь наслушался «проповеди» нашего косноязычного блюстителя «политической нравственности» и предпочел удалиться в свою «пещеру» и ночевать там на хвое и папоротнике, вповалку с солдатами, вдали от «партийно-идеологического руководства» товарищей Куриленки и Князева.
Плещется синими, ледяными волнами озеро Сало-ярви – красоты это озеро необыкновенной. Очевидно, только по таким берегам таких озер и могли селиться наши монахи-отшельники, бежавшие от суеты мирской, от власти княжеской, от злой татарской неволи.
Тихо и спокойно на той стороне озера, часами можно смотреть в бинокль и ничего не увидеть. Редко-редко мелькнет в прибрежных камышах серо-голубая каскетка финна и тотчас скроется из виду. С наблюдательной точки на дереве хорошо просматриваются дали, не скрытые лесом. Там тылы финские и большее оживление. Но это так – для регистрации в журнале, сведения, непосредственно для нас, никакой ценности не представляющие. Финны ведут себя на редкость тихо – на передовой ни единого выстрела. Исключение составляют ежедневные артиллерийские и минометные профилактики, которым подвергаются, главным образом, районы огневых позиций наших артиллерийских и минометных батарей.