На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

17 августа. Придя утром на НП и обнаружив в «пещере» пьяного Куштейко, я вдруг ощутил, как изнутри меня начало душить непонятное чувство отчаяния, ненависти и тоски. Схватив пистолет и поставив цинковый ящик с патронами, я стал палить из пистолета в консервную банку. Мною овладело какое-то бешеное остервенение. Но в то же время я чувствовал, как с каждым выстрелом, с каждой новой дыркой в банке из души выходит что-то мерзкое и противное. Я стрелял, пока не заныла раненая рука.

На звук выстрелов прибежал Мишка Ветров:

– Что случилось? Где лейтенант?

– Лейтенант? – спокойно переспрашивает Ефим Лищенко. – А вин биса тешить.

Я не выдержал и тут же расхохотался. Мишка стал уверять меня, что я своей стрельбой всполошил всю передовую.

Куштейки в «пещере» уже не было. Я пригласил туда Мишку Ветрова. Достал трофейную флягу и разлил по кружкам содержимое военторговской «Московской». Выпили, закусили и, как говорят, «пришли в себя».

19 августа. Прошедшие дни финны вели себя настолько тихо и спокойно, что кое-кто уже начал было пренебрегать опасностью, забыв, что мы все-таки в обороне и что война еще не окончена.

24 августа. Ночи становятся на редкость холодными. Да и днем порой не вылезаешь из телогрейки. Ввиду этого приходится думать о том, каким образом оборудовать стабильное и стационарное жилье на нашем наблюдательном пункте. «Пещера» наша не способна уже выдерживать ни наступающих холодов с утренними заморозками, ни суровой осенней погоды вообще. Оборона принимает затяжной характер, и не исключается зимовка в этих самых краях. Все это вынуждает нас думать о строительстве более прочного утепленного и основательного помещения для всей оперативной группы наблюдательного пункта полка. Если грунт не позволит углубиться на положенную величину, то блиндаж можно будет рубить «с наростом», по опыту Волховского фронта, благо камней для бута здесь более чем достаточно.

Блиндаж заложили просторный и достаточно глубокий. На сруб отбирали качественный строительный лес. Устав бездельничать, солдаты работают с радостным подъемом, в свое удовольствие. Внутренность землянки обшили лакированной вагонкой, ободранной со стен ближайших хуторов. Пол выстлали шпунтованными досками. Смотровую щель в колодце наблюдения застеклили. И все это закамуфлировали таким образом, что даже с близкого расстояния трудно распознать, что именно в этом месте расположено военно-инженерное сооружение.

31 августа. Блиндаж нашего полкового наблюдательного пункта почти готов. Остались какие-то мелочи. На НП были Лищенко, Логинов, Квасков и Поповкин. Пришел Мишка Ветров с Ярцевым. И мы решили отпраздновать новоселье. Выпили по сто пятьдесят военторговской. Закусили консервами из офицерского доппайка и стали слушать прибаутки и песни нашего несравненного Ефима Сидоровича. Заснули достаточно поздно.

1 сентября. Проснулись мы от непонятного шума. Время восьмой час. По нашим меркам – время позднее. Погода великолепная, безоблачная. Гладь озера не колышется. И вдруг мы слышим доносящийся от финнов, усиленный рупором, голос, кричавший на ломаном русском языке: «Русека сол-дать! Стрелят нэ надо! Скора мир – война конец!»

Мы слушали и не верили своим глазам и ушам. Что делать? Позвонил в штаб полка. Там обещали доложить наверх.

2 сентября. Едва успели позавтракать, как на передовой появились Куриленко, Князев и Кузнецов – «Три К» в полном составе. К слову сказать, за все то время, что мы занимаем оборону по берегу озера Сало-ярви, Куриленко впервые удостоил нас своим посещением. Он шел по тропе через лес косолапой, медвежьей походкой, сбычив голову и подозрительно оглядываясь по сторонам. За ним семенил близорукий Князев, и замыкал шествие Николай Кузнецов. Увидя их, я скрылся во избежание официального доклада и рапорта. Однако до меня доносились отдельные реплики нашего косноязычного замполита о том, что «необходимо сохранять бдительность», что «советский воин не должон поддаваться на происки врагов и провокаторов» и что финнам, «которые кричат о мире», мы должны отвечать «ненавистью лютой» и «огнем своих батарей».

Накричавшись, Куриленко, в сопровождении Князева и Кузнецова, которые не проронили ни слова, покинул расположение нашего НП. Куда далее направился замполит, я не знал. Только лишь через короткий промежуток времени, вполне достаточный, чтобы дойти до огневых первого дивизиона капитана Рудь, был организован минометный налет по противоположному берегу озера Сало-ярви – то есть по переднему краю финнов.

Я не думаю, что это было сделано с санкции Шаблия или при участии Солопиченко. На такое могли отважиться только лишь наши дурол омы: Куриленко, Куштейко и Рудь. Как бы там ни было, но по финнам был дан не один залп большой огневой мощности.