Читаем На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг. полностью

Сзади вновь раздались выстрелы наших батарей. Очевидно, Шаблий вел огонь всем полком сразу по району дефиле между озерами. Солопиченко связался со штабом полка, и мы узнали, что финны в этом месте проникли на значительную глубину. Полк наш ведет бой в этом районе совершенно без пехотного прикрытия, ставя огневой заслон на тысячу семьсот метров по ширине. Наблюдательные пункты Кузнецова и Коровина оказались в окружении и ведут бой в тылу у финнов, заняв круговую оборону.

К землянке подбежал коренастый лейтенант с артиллерийскими эмблемами на погонах.

– Что делать, товарищ капитан? – обратился он к Солопиченко. – У меня два орудия. Пехота драпанула. Я один на передке.

– Что делать? – кричит Солопиченко. – Видишь, что мы делаем, – огня даем! А у тебя два ствола. Оседлай дорогу на Йхантала. Танков там не видно?

– Пока не видать, – отвечает лейтенант.

– Так вот: береги дорогу на случай прорыва танков. А так лупи по пехоте осколочными, картечью, какие найдутся.

– Ясно, товарищ капитан. – И лейтенант-пушкарь убежал.

А вскоре мы услышали на переднем крае голоса его двух одиноких пушек. Они выделялись своей резкостью на фоне непрерывного и тупого гула минометных выстрелов и разрывов.

– Товарищ лейтенант, – услышал я голос телефониста, – вас Лищенко к аппарату просит.

– Тебе что, Ефим? – спрашиваю я.

– Таки, товарищ лейтенант, – голос Ефима дрожит от смеха, – туточки на нас бабы наступляють.

– Какие бабы, Ефим? Ты что, пьян или бредишь?

– Нэ, товарищ лейтенант, я упольне тверезый. А бабы те – финские. Може, рота, а може, и батальон. У биноколь ясно видно, шо то бабы – нэ што другое. Так, то будте уверены – усе бэз обману.

Мне самому пришлось слазать на скалу и убедиться в правильности сказанного Ефимом Лищенко: сомнений быть не могло – женскую фигуру, даже одетую в мужской костюм, спутать невозможно. Короткими перебежками, ползком продвигались они в нашу сторону. Я спустился вниз, приказав Лищенко и Логинову смотреть в оба.

Солопиченко сидел мрачный и разносил начальника связи Нафтольского. В том, что телефонная связь была всюду порвана, не было большой вины Нафтольского. Было бы странно, если бы при таком артналете противника, при таком бегстве пехоты телефонные линии не были бы порваны. Начальник связи дивизиона приложил немало усилий, чтобы связь эта была восстановлена как можно скорее. Но Солопиченко должен был на ком-то сорваться. И он сорвался на Нафтольском.

– Что там у Шаблия? – спросил я у Георгия.

– Тяжко, – ответил он и вздохнул, – у Рудя ведут огонь на основном заряде. А это значит, финны прорвались уже на сто – двести метров до огневых. Ты понимаешь, что это значит?! Шаблий говорит, что они собрали всех, кого можно, и организовали стрелковое прикрытие самих батарей. Стволы орудий раскаляются со страшной силой.

– Потери большие?

– Как ни странно, потери небольшие. То ли финны стрелять разучились, то ли хотят наших живьем захватить.

Посмотрев на часы, я удивился. Уже четвертый час пополудни. Можно сказать, что время летит со скоростью артиллерийского снаряда.

По дороге из тыла понуро брели солдаты и офицеры пехоты. Они молча шли мимо нас, подбирая разбросанные утром шмотки. Порой злобно огрызались на колкие замечания наших ребят.

Справа, из-за озера, тянуло дымом и гарью. В той стороне – там, где находились позиции наших батарей, горел лес. Едкое, мутно-сизое марево, расползавшееся повсюду, щипало глаза и затрудняло дыхание.

Автоматная дробь и частый бой ручных пулеметов, ухающие звуки мин справа превращались в сплошной и назойливый гул, темп и ритм которого все нарастал и нарастал. Шел девятый час непрерывного боя. На нашем участке было сравнительно тихо и спокойно. Передовой отряд под командой лейтенанта Ветрова, а затем и подошедшая пехота, одна из батарей второго дивизиона, – две другие работали с первым дивизионом на правом фланге, – да две полковые пушки прочно удерживали оборону левого фланга и не допустили прорыва. К слову сказать, и активность финнов здесь была не та, что справа – в дефиле между озерами Йхантала-ярви и Сало-ярви.

– Шаблий передает, – кричит мне Солопиченко, – командиру стрелкового полка удалось собрать до батальона пехоты и ударить во фланг финнам. Критическая ситуация миновала. Драпают лахтари.

Я поднялся на скалу к своим пулеметчикам – Логинову и Лищенко.

– Гляньте-ка, товарищ лейтенант, бабы финские салом пятки смазывают. Дозвольте им в задницу огонька влепить.

– Нет, Сашок, – говорю я, – не надо. Им и так влепят сколь нужно! А на нашей скале финны не должны засечь ни единой огневой точки.

В бинокль отчетливо видна нейтральная зона, заваленная трупами убитых. Финны стараются вытащить своих раненых. Хорошо различимы женщины в униформе: коротко стриженные, белокурые, энергичные.

– А шось таки, товарищ лейтенант, задумалы хвины, – вид у Ефима серьезный, а в глазах бесенята, – мабудь у их вже и мужикив нэ осталось, а одны бабы?!. Так яка ж война-то з бабами?..

– Не знаю, Ефим Сидорович, не знаю!.. Только вы тут не спите.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное