На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

И вот теперь его закопают в этой самой воронке. Какие несбывшиеся мечты и надежды окажутся похороненными здесь на болоте, в никому не ведомой глуши?! Долго стоял я около, глядя в остекленелую синь мертвых глаз убитого лейтенанта, забыв про умыванье и все вспоминая почему-то назойливую фразу старшины Путятина: «С новосельицем вас-дак».

Тяжестью давило на сердце. Было как-то не по себе. Мрачное предчувствие пронзало душу сознанием, что для кого-то это самое «новоселье» может стать кровавым и последним днем его жизни.

8 марта. Положение на нашем участке фронта стабилизировалось и ежедневно отмечалось в сводках стереотипной фразой: «Линия обороны противника проходит по прежним рубежам. Состояние без перемен».

Тем не менее высшее командование, очевидно, все-таки решило закрепиться на достигнутом положении в Смердынском мешке с тем, чтобы в дальнейшем использовать этот выступ для прорыва опять-таки на Мгу и Любань. Все силы и средства брошены на укрепление переднего края по всей линии образовавшегося смердынского клина. Начался тяжелый, изнурительный труд с раннего утра и до позднего вечера. Вкапываться в землю тут невозможно. Смердынский клин – это сплошное болото. Огневые рубим из леса. Двойные стены минометных капониров, собранных из мощных сосновых бревен, засыпаем землей и камнями, привозимыми на волокушах издалека. Пристрелка из таких капониров запрещена. Пристреливаемся кочующими минометами с последующим перерасчетом на основные позиции. Под плиту орудия подводим массивные бревенчатые «рамы с усами». Оказывается, подобный способ укрепления минометных плит хорошо известен Шарапову и Спиридонову. Покончив с огневыми, мы переключаемся на строительство общих оборонительных сооружений собственно переднего края. Тут мы помогаем нашей многострадальной пехоте, которой, кстати, очень мало, а работы – очень много. Вместо привычных траншей на передовой воздвигаются подлинные крепостные стены с амбразурами для стрелков, пулеметные дзоты, капониры для орудий прямой наводки. Стены эти кто-то в шутку окрестил Смердынским валом. Высота стен до двух метров, толщина – тоже два. Массив стен составляли бревна, связанные «в лапу», переложенные землей и скрученные проволокой.

С утра и до позднего вечера, иначе: от завтрака и до ужина, оба взвода минометной роты пилили лес, носили бревна на передовую и укладывали их на место, подкапывали землю. Норму выработки устанавливал полковой инженер. Сорок кубометров леса и земли должны были заготовить, поднести и уложить за четырнадцать часов работы шесть человек.

К восьми вечера собирались ужинать. От взвода выделялся заранее человек, который должен был к приходу остальных заготовить дров, протопить печку, отчерпать воду, накопившуюся за день в проходе землянки. После ужина уставшие за день люди сушили наводопелые портянки, шинели, телогрейки. Погода стоит неровная – случается и дождь, и мокрый снег. А работы не прекращаются. Разомлевшие в тепле люди быстро засыпают.

10 марта. В бане мы мылись 28 февраля. Пропотевшее белье с тех пор не меняли. Одолевают вши. Набравшись терпения, я решил их сосчитать – получилось 93 штуки. Солдаты от души смеялись над моим занятием.

– Так, однако, много времени уйдет, – сказал Спиридонов, – вон Зюбин, у него техника отработанная.

– Вшей бить – не лес валить, – хрипло и как-то мрачно произнес Зюбин, – в лагерях и поболе их бывало.

И, сняв рубашку, Зюбин продемонстрировал «зэковский метод борьбы со вшами». Выждав некоторое время, пока насекомые не укроются во швах рубахи или, как он выражался, «не займут огневого рубежа», Зюбин сильно натягивает шов и молниеносно проводит им вблизи раскаленной докрасна печной трубы. Слышится частый треск и ощущение чего-то лопающегося.

В землянке хохот.

– Во гады, – утирая слезы, вскрикивает Шарапов, – как с пулемета!

А на следующий день повторится то же самое. Днем во время работы можно засунуть руку за пазуху или под мышку и на ощупь вытащить оттуда сразу несколько насекомых.

11 марта. В роте неожиданно появился политрук – заместитель командира роты по политической части. Въедливый тип с белесыми, как у рыбы, немигающими глазами, в великолепной комсоставской шапке серого каракуля. Кто был этот человек, которого прислали к нам в качестве политического воспитателя, откуда он взялся и где служил до этого, известно не было. Зюбин тотчас наделил его кличкой Гнида. Сам по себе политрук при всех его отрицательных и неприятных качествах не мог бы стать такой зловещей и мрачной фигурой, если бы не внес в среду людей атмосферы гнетущей тревоги и мрачного недоверия.

С ходу принялся он за поиски «скрытых врагов народа». Лез в душу, ловил на слове. Спрашивает одно и то же по несколько раз. Сверлит своими белесо-немигающими глазами, наваливается всем телом, обдавая гнилостным запахом изо рта. Что-то патологическое присутствует во всем его облике.