– По рекомендации вашего непосредственного начальства командование полка направляет вас, как грамотного и способного командира, на курсы повышения квалификации. – Майор Коротких говорил спокойно и доброжелательно. – Мы даем вам положительную характеристику и надеемся, что в полк вы вернетесь с повышением в должности. А теперь, пока вам оформят документы, идите в полковую швейную мастерскую – там вам перешьют воротник гимнастерки, согласно новому уложению.
Я пожал протянутую руку и отправился в тылы искать мастерские обозно-вещевого снабжения полка. Невольно вспомнил я день нашего прибытия, и обед на бочке хмурым февральским днем, и прием нас майором Репиным, и расстрелянного испанца под деревом в березовой роще. И вот я уже покидаю этот полк. Получив от портных гимнастерку и застегнув пуговицы непривычного стоячего воротника, я отправился в строевую часть за документами и продуктами на дорогу.
Ночь мы просидели за прощальным ужином. Взвод я сдал Липатову. Проститься со мной пришла моя четверка: Шарапов, Спиридонов, Морин и Зюбин. Простились мы тепло, задушевно, по-дружески. И я чувствовал, что вижу я их всех в последний раз и прощаемся мы навсегда. Липатов чувствовал себя как-то неловко. А Вардарьян сказал свое:
– Э… Что будешь сделать… да!.. Ты вспоминай нас, Андрей… Помни нас!., да!..
В резерве
Далеко за спиной осталась входная арка городка, березовый шлагбаум и скучающий часовой. И вот я иду с котомкой за плечами, с шинелью на руке, постукивая подковами сапог по звонким, смолистым бревнам мостовой. Настроение бодрое, радостное, горечь оскорбленного самолюбия и печаль разлуки с товарищами остались позади. А человеку в двадцать лет по душе любые перемены.
Добираться мне предстоит в район деревни Кривиши. Но, как меня предупредил майор Коротких, от Кривишей не осталось и следа, а штаб 225-го армейского запасного стрелкового полка, куда я имел предписание явиться, следует отыскивать где-то в междуречье Влои и Олешны, примерно в пяти километрах на северо-запад от станции Глажево. Итак, мне предстоит путь порядка тридцати километров. В направлении Глажево идет рокадная дорога, и я быстро подсел на попутную машину.
В штабе 225-го запасного полка мне выдали направление в резервный офицерский батальон и указали место его расположения.
То, что мне суждено было увидеть, никак не вязалось у меня с представлением о регулярном подразделении Красной армии. И вскоре я убедился, что это скопище людей не было «резервом офицерского состава», из которого фронт черпает для себя необходимые кадры. Это были излишки, а точнее – отбросы, от которых освобождались там, где ощущалась общая нехватка рядовых или же присутствовал пункт явного «несоответствия в должности». Батальон, как выяснилось, только-только сформирован. Нет еще даже централизованной кухни, и люди сами себе готовят пищу. На просторной поляне, живописно обрамленной лесом и кустарником, а одной стороной выходящей к реке, копошится, кричит, ругается, смеется голая человеческая масса. Все что-то готовят, варят, кипятят. И в каждой группе непременно бутылка или две. Кто-то навеселе, кто-то сильно выпивши, а кто-то и мертвецки пьян. На палках развешаны кальсоны, распяленные рубахи, гимнастерки, шинели, портянки.
Командиром этого резервного батальона был кавалерийский майор, с великолепной выправкой, с сухими и волевыми чертами лица и резкими движениями. Я познакомился с ним, когда докладывал о прибытии. Были тут и командиры рот, и командиры взводов. Не было лишь ни малейшего признака дисциплины. И никому тут ни до кого нет никакого дела. Да и кто бы решился управлять этой анархической массой отбросов командного состава.
Кавалерийский майор – командир батальона – смотрит на все это с каменным и мрачным выражением лица и как бы ни на что не реагирует.
Так вот, оказывается, какую «академию» спровоцировал мне Поляков. Вот куда направили меня, как «грамотного и способного командира» с «положительной характеристикой» из полка, – в «морально-дисциплинарный отстойник»?!
Стоит невыносимая жара, духота, солнце раскалило воздух, и он обжигает при дыхании. У воды возбужденно-пьяные выкрики. Шум полощущихся в реке людей.
После утреннего развода ведут на занятия. То есть куда подальше: в лес или на реку. Сняв сапоги и гимнастерки, резервисты режутся в карты, травят анекдоты, похабно-сальные байки или дремлют, прикрыв лицо носовым платком.