На Волховском и Карельском фронтах. Дневники лейтенанта. 1941–1944 гг.

10 июля. Все эти три дня я как в бреду. Хожу вдоль забора, надеясь на встречу. И всё безрезультатно. Ночью бессонница. Написал записку и решил во что бы то ни стало передать. У проходной на этот раз стоял мордатый старшина. Я попросил его передать Юле записку и намеренно подал ее в незапечатанном виде.

– Не положено, – буркнул старшина, но потом, видимо сообразив что-то, сказал: – Ладно, передам. Зайди завтра.

11 июля. Сразу после завтрака я отправился туда, где за тремя рядами колючей проволоки стоял домик девушек-связисток. Мордатый старшина будто ждал меня – передав мне ответ, он пошел прочь, заложив руки за спину. Отойдя от забора, я развернул бумажку: Юля писала, что им строго запрещено встречаться и контактировать с посторонними офицерами. Неужели прав Женька, обозвав это место «волховским гаремом».

Вечером, в клубе, я заметил Юлю в группе девушек-связисток. Но она дала понять мне, чтобы я не подходил. Через какое-то время она сама подошла и прошептала:

– Чудак ты какой. Неужели ты не понимаешь, что за нами следят – следят за каждым шагом, за нашими знакомствами. Особенно нехороший человек – этот старшина. Я знала, что ты придешь, и отпросилась. Ты не пиши мне больше, не вызывай к проходной. Это бесполезно. Мы будем видеться здесь. Я сама предупрежу через подруг.

В тот же вечер Юля сказала мне, что за ней ухаживает командир их роты – капитан, но что это ей очень не по душе, а что делать, она не знает.

12 июля. Ночь прошла почти без сна. Я ворочался на нарах и будил Женьку, который спал рядом.

– Ты что, влюбился? – ворчал он сонным голосом. – Вот псих-то.

Под утро у меня уже созрел план: я слышал, что командование запасного полка ищет человека на должность начальника клуба. Почему бы не использовать эту возможность? И я подал рапорт.

16 июля. Я зачислен в штат 225-го армейского запасного стрелкового полка на должность заведующего клубом. О своем новом назначении я тотчас сообщил Юле через ее подругу и даже получил ответ: она довольна и, как сама сказала, счастлива. Мы виделись в тот же вечер в кино. Юля смотрела на меня благодарными глазами, и этот взгляд, я это чувствовал, мог заставить меня пойти на многое. Я сказал ей, что предпринял этот шаг только ради нее, только ради того, чтобы быть рядом и вместе.

Домой я писал: «Работать предполагаю по своей прямой специальности художника. Предстоит оформлять клуб: рисовать плакаты, портреты на холсте сухой кистью. В ближайшее время должен функционировать концертный коллектив. Предстоит потрудиться в деле его организации».

18 июля. В штабе 225-го полка мне сообщают о моем немедленном отчислении и направлении в резерв офицерского состава Волховского фронта, и первое, что пришло мне на ум, – это то, что отчисляют меня не без вмешательства пресловутого капитана, командира роты связи, домогательствами которого так тяготится бедная Юля.

19 июля. Отправляют нас срочным порядком. Всю ночь оформляли документы, получали продукты, проверяли аттестаты. Перед отъездом я ухитрился забежать на телефонный узел, но Юлю увидать не смог.

Резерв Волховского фронта по-прежнему размещается в деревне Тальцы. Следовательно, ехать предстоит со станции Глажево через Волховстрой-1, Тихвин, Чагоду, Хвойную, Неболчи. Короче, совершить в обратном направлении тот самый путь, которым мы прибыли сюда, на фронт пять месяцев тому назад. Нас теперь человек тридцать – как раз норма двухосного товарного вагона, который должны подцепить к какому-либо попутному эшелону. Так и произошло. За день проехали Волхов, Тихвин, Чагоду.

20 июля. Эшелон идет к Неболчам. Дни стоят знойные и душные. По небу ходят тяжелые кучевые облака. Горизонт подернут маревом, а свет солнца пронзительно-слепящими бликами режет глаза. Тяжело дышать, трудно смотреть.

– Хоть бы дождичка Бог послал, – сказал кто-то.

Но собравшаяся было гроза прошла мимо.