На восток

Быстро и без прелюдий обсудив все с прокурором, командующим флотом и начальником штаба, было решено провести экскурсию для господ журналистов, в том числе иностранных, по местам боев на Сахалине. Причем срочно. К этому времени шумиха вокруг боя «Днепра» с фальшивым англичанином быстро набирала силу и могла вылиться в серьезные неприятности политического и не только характера.

Нужно было отвечать. «Театральная» пауза с нашей стороны в этом вопросе и так уже слишком затянулась по причине недостаточной убедительности имевшихся аргументов. Теперь же, имея на руках извлеченный из угольной ямы осколок английского снаряда, да еще и наглядные доказательства негуманности и нецивилизованности японцев, столь обласканных «просвещенными мореплавателями», можно было начинать.

Уже к вечеру созвали пресс-конференцию, продлившуюся не более получаса, после чего было объявлено, что для журналистов, желающих отправиться на Сахалин, готов миноносец и ждет в порту. На сборы дали всего один час, пояснив, что время дорого, а для желающих этого вполне достаточно.

В начале девятого часа вечера у ворот порта собралось уже 15 человек репортеров (четыре русских, три немецких, два французских, два американских, австрияк, бельгиец и даже бразилец). Спустя полчаса их всех разместили в кубриках «Быстрого», специально для этого вояжа снятого с ремонта личным распоряжением Рожественского.

Вскоре миноносец уже резво бежал на семнадцати узлах на северо-восток. На протяжении всего перехода пишущая братия осаждала экипаж эсминца, несмотря на то, что для ответов на их вопросы были командированы четыре офицера из штаба во главе с лейтенантом Свенторжецким. Отдохнуть, сменившись после вахты, не довелось никому.

На Сахалин еще утром отправили телеграмму с приказом подготовить все доказательства в максимально наглядном виде и «ждать гостей». Ляпунов, однако, по еще довоенной привычке, акцентировал свое внимание на фразе «ждать гостей».

В результате когда «Быстрый», осторожно обходя стоявшие в гавани шхуны и транспорты, ошвартовался у тюремной пристани Корсакова, его ждал оркестр. Но едва все желающие сошли на берег, выяснилось, что это еще не все. В одной из только что поставленных и умопомрачительно пахших свежим кедровым смольем казарм гарнизона был накрыт торжественный обед с икрой и прочими примочками. В то время как военные грузы на пароходах стояли открыто, а ряды только что переправленных на берег артиллерийских парков не были даже укрыты брезентом или парусиной. Более того, от тюремной пристани, где ошвартовался миноносец, отлично просматривались брустверы новой шестидюймовой батареи, и пушки можно было пересчитать даже без бинокля. Хорошо еще, что все войска оказались заняты на учениях у деревни Морея и в поселке не было ни одного солдата из 29-го полка, скрытно переброшенного из Владивостока на южный Сахалин для предстоящей высадки на Курилах. Иначе пришлось бы выдумывать повод, чтобы притормозить всю эту пропагандистскую акцию.

Пока корреспонденты с аппетитом пробовали угощения от хлебосольной Сахалинской губернии и отменные вина из личных запасов генерал-губернатора, под чутким надзором ординарца и двух порученцев Свенторжецкого, он сам вкратце разъяснил Ляпунову первоочередность приоритетов военного и военно-морского ведомства над всеми остальными. По крайней мере, до конца войны. И особую важность соблюдения простейших мер секретности в этих вопросах. Также ему напомнили о необходимости поддержания на должном уровне маскировки уже действующих артиллерийских позиций и еще строящихся, учитывая развитость японской шпионской сети.

Отобедав чем бог с губернатором послали, журналисты двинулись верхами в тайгу. По пути Ляпунов обрисовывал им вкратце ту ситуацию, что сложилась на острове после высадки японского десанта. Исправляя свои ошибки, вперед по ходу движения генерал-губернатор отправил нарочных с приказом убирать с глаз долой все, имевшее отношение к военному делу, а начальникам гарнизонов лично встречать прибывающих и организовать в селе Петропавловском интервью с местными жителями и бойцами обороны, столкнувшимися со зверствами японцев.

Там уже были собраны фотографии и прочие вещественные доказательства. Для тех, кто не удовлетворится увиденным, подготовили проводников и вьючных лошадей для продолжения «экскурсии» до мест преступлений, совершенных японской военщиной. Однако и услышанного, а особенно увиденного в Петропавловском хватило за глаза.

Когда через день вся эта кавалькада вернулась в Корсаков, рейд порта был почти пуст. На нем остался только большой грязный угольщик, стоявший на якоре в дальнем углу, уже почти в губе Лососей. Недалеко от пристани одиноко дымил бывший госпитальный пароход «Орел», да у стенки в ожидании стоял «Быстрый», уже наглотавшийся угля и воды для обратного перехода. Больше, кроме катеров и прочей портовой мелочи, никого не осталось.