На высотах твоих

Лет десять тому назад, когда Хауден был простым членом парламента, заднескамеечником, хотя уже набирал силу и влияние в партии, Милли, его молоденькая секретарша, влюбилась в него по уши, да так, что и дня не могла прожить без тех восторгов, в которые повергало ее их общение. Тогда ей не было еще и двадцати лет, она впервые уехала из родительского дома, и жизнь в Оттаве казалась ей смелым и волнующим приключением.

Она потребовала от Милли еще большей смелости, когда однажды Джеймс Хауден, догадавшийся о ее чувствах, впервые овладел ею. Даже сейчас, спустя десяток лет, она помнит этот момент до мельчайших подробностей: вторая половина дня, парламент распущен на обед, она сортировала письма в кабинете Хаудена, когда он вошел. Не говоря ни слова, он закрыл дверь на ключ и, взяв Милли за плечи, повернул к себе. Они знали, что другой член парламента, деливший с Хауденом кабинет, уехал из Оттавы.

Он поцеловал ее, она ответила на поцелуй жадно, без притворства, и он отнес ее на казенный диванчик.

Пробудившаяся в ней обжигающая страсть и полное отсутствие сдержанности удивили ее саму.

Это событие положило начало ни с чем не сравнимому периоду в жизни Милли. День за днем, неделя за неделей они устраивали тайные встречи, изобретая предлоги, урывая минуты... Временами их связь напоминала игру. Но порой казалось, что жизнь и любовь так тесно переплелись, что разъединить их уже невозможно.

Обожание Хаудена со стороны Милли было глубоким и страстным. В его чувствах к ней она была уверена меньше, и, хотя он неоднократно заверял ее в силе своей любви, она не позволяла себе обольщаться, предпочитая принимать с благодарностью мимолетные радости, что дарила ей жизнь. Она понимала, что когда-нибудь наступит такой поворотный момент, когда Хаудену придется выбирать: либо возвращаться назад к жене, либо жениться на ней. Втайне она надеялась на последнее, хотя понимала всю тщетность своих надежд.

Впрочем, был один момент — почти через год с начала их связи,— когда ее надеждам едва не суждено было сбыться.

Это случилось незадолго до конференции, на которой решалась судьба лидерства в партии. Однажды ночью Хауден сказал ей:

— Я подумываю о том, чтобы бросить политику и просить у Маргарет развод.

Когда схлынуло первое волнение, она спросила его, зависит ли это решение от результатов конференции, которой предстоит определить, кому из двух претендентов достанется пост лидера — ему или Гарви Уоррендеру.

— Да,— ответил он, поглаживая орлиный нос с угрюмым выражением на тяжелом лице.— Если Гарви победит на выборах, я уйду из партии.

Она следила за ходом конференции с замиранием сердца, не смея надеяться на то, о чем так мечтала: на победу Уоррендера. С его победой определилось бы ее будущее. Но, если выберут Хаудена, их роман неизбежно закончится. Личная жизнь партийного лидера, которому вскоре предстоит стать премьером страны, должна быть безупречной, без малейшего намека на скандал.

К концу первого дня конференции успех был на стороне Уоррендера, но потом по непонятной для Милли причине Гарви Уоррендер отвел свою кандидатуру: Хауден победил.

Через неделю в том же самом кабинете, где началась их романтическая любовь, их отношения были прерваны.

— Иначе поступить нельзя, Милли, дорогая,— сказал Хауден, у нас нет иного выхода.

Милли так и подмывало ответить, что другой выход есть, самый естественный и простой выход, суливший им счастье на многие годы, но промолчала — она знала, что уже не стоит говорить об этом. Хауден был на гребне славы, его имя гремело по всей стране, и, хотя Милли не сомневалась в искренности его чувств, она угадывала в нем нетерпение, с которым он спешил порвать с прошлым и начать новую жизнь.

— Ты останешься со мной, Милли? — спросил он.

— Нет,— произнесла она,— я не смогу.

Он понимающе кивнул:

— Я согласен с тобой, но если ты когда-нибудь передумаешь...

— Не передумаю,— убежденно ответила она, но ошиблась. После отпуска, проведенного на Бермудах, и шести месяцев работы в другом месте, которая до чертиков тяготила ее, она вернулась к Хаудену. Сперва ей было трудно: мешали воспоминания о неосуществленных надеждах, но переживания и слезы в подушку по ночам не ожесточили ее сердце — любовь в конце концов перешла в глубокую преданность.

Иной раз Милли спрашивала себя, знала ли Маргарет об их связи, длившейся почти год, о глубине чувств секретарши к ее мужу — у женщин удивительная способность угадывать такие вещи,— но если она и знала, то искусно скрывала, не позволяя себе никаких намеков ни тогда, ни потом.

Обратившись мыслями к настоящему, Милли сделала второй звонок министру финансов. Жена Стюарта Костона сонным голосом ответила, что муж принимает ванну. Милли попросила ее передать сообщение о заседании Комитета и услышала, как Улыбчивый Стю закричал из ванной, подтверждая свое согласие:

— Скажи Милли, что я там буду!

Следующим в списке Милли был Адриан Несбитсон, министр обороны. Ей пришлось ждать несколько минут, прежде чем его позвали и в трубке послышались шаркающие шаги старика. Когда она сообщила ему о заседании, он покорно ответил: