На высотах твоих

Членами клуба Ридо (независимо от их партийной принадлежности) состояли главным образом представители политической элиты Оттавы: министры Кабинета, сенаторы, судьи, начальники штабов, высшие государственные служащие, наиболее доверенные журналисты и те немногие простые парламентарии, кто имел возможность платить довольно высокие членские взносы. Несмотря на то что клуб был объявлен внепартийным заведением, здесь совершалось множество политических сделок. По правде говоря, многие крупные решения, затрагивающие политику и экономику Канады, были вынесены в стенах этого клуба его завсегдатаями, которые обсуждали свои дела, развалившись в мягких, обитых красной кожей креслах за рюмкой бренди и с сигарой точно так же, как сейчас развалился в кресле сенатор Деверо.

В свои семьдесят с лишним лет сенатор Ричард Борден Деверо обладал импозантной внешностью: высокий, прямой, умеренно полный — его излишняя полнота свидетельствовала о жизни, полностью лишенной физического труда. К старости он отрастил брюшко, внушающее почтение, но не такое большое, чтобы вызывать насмешки. В его манерах любезность сочеталась с напористостью и железной хваткой, помогавшими ему добиваться желаемого так, что никто не был на него в обиде. Говорил он обычно увлеченно, отчего собеседнику казалось, будто сенатор совсем его не слушает, на самом же деле тот не пропускал ни единого слова. Он обладал большим влиянием и огромным богатством, полученным в наследство от предшествующих поколений семейства Деверо, королей западно-канадской лесной промышленности.

Поднявшись с кресла и держа сигару в зубах, сенатор прошествовал к одному из телефонов в уединенном уголке клуба. Он набрал номер дважды, прежде чем соединился с нужным ему человеком — Бонаром Дицем, лидером парламентской оппозиции. Диц находился в своем кабинете, расположенном в Центральном блоке.

— Бонар, сынок,— обратился сенатор,— я в восхищении, больше того, я поражен тем, что ты с таким усердием работаешь даже в сочельник.

— Мне нужно было написать кое-какие письма,— ответил Диц коротко,— сейчас собираюсь домой.

— Великолепно! — загремел сенатор.— Загляни-ка ко мне в клуб по дороге. Возникли кое-какие обстоятельства, и нам нужно потолковать.

На другом конце провода послышались возражения, но сенатор обрезал:

— Ну, сынок, так не пойдет, коли ты хочешь стать премьером вместо этого болтуна Джеймса Хаудена. А ведь ты хочешь стать премьером, верно? — В голосе сенатора зазвучали ласковые нотки.— И ты будешь им, мой мальчик, не сомневайся. Только не задерживайся долго, я тебя жду.

Улыбаясь, сенатор побрел в комнату отдыха, где находились удобные кресла, в которых можно было не без удовольствия поразмышлять о том, каким образом использовать к выгоде своей партии прочитанную им газетную статью. Окружив себя клубами сигарного дыма, он сидел, погруженный в раздумья.

Ричард Деверо никогда не был государственным деятелем, ни в молодости, ни теперь, в старости, он не был даже серьезным законодателем. Главным занятием его жизни были политические манипуляции, в которых он изрядно поднаторел. Он редко занимал выборные партийные должности (нынешнее положение председателя местной партийной организации было исключением из правил), предпочитая пользоваться полуофициальной властью; в действительности же его влияние в партии было ничуть не меньше, чем у самого лидера. И ничего сверхъестественного в этом не было: его власть базировалась на двух вещах — на природной сметке, которая уже оказала партии большие услуги, и на огромном богатстве, которым он умело распоряжался, поддерживая партию.

Как-то давно, когда его собственная партия находилась у власти, эти обстоятельства позволили Ричарду Деверо получить пожизненное звание сенатора — высшую награду, которой удостаиваются самые почетные члены «за преданность партии». Сам Деверо не придавал этому званию никакого значения, поскольку сенат Канады представлял собой, по удачному выражению одного из его членов, «сборище самых высокооплачиваемых пенсионеров».

Как и большинство собратьев по сенату, он изредка посещал заседания, проводимые верхней палатой парламента, чтобы доказать полезность своего существования, и лишь в двух случаях поднялся с места и выступил с речью. В первом случае он предложил расширить автомобильную стоянку для сенаторских машин на Парламентском холме, во втором — пожаловался на сквозняк, который устраивала в сенате вентиляционная система. Оба выступления завершились успехом, «чего нельзя сказать о большинстве речей других сенаторов», как ворчливо утверждал он потом.

Прошло десять минут после телефонного разговора, а лидер оппозиции все не появлялся. Но сенатор был уверен, что тот непременно появится, и на минуту смежил веки, чтобы вздремнуть. Почти сразу же он заснул — возраст и обильный обед взяли свое.

3