На высотах твоих

Центральный блок парламента был тих и пуст, когда Бонар Диц затворил за собой тяжелую дубовую дверь своего кабинета под номером 407С. Звук его легких шагов по мраморному полу разносился громким эхом в длин-ном коридоре, отражаясь под готическими сводами и от стен из тиндальского известняка. Он задержался у себя в кабинете, составляя план предстоящих дел, намного дольше, чем намеревался, а встреча с сенатором Деверо грозила отложить его возвращение домой на еще более позднее время. Тем не менее он счел благоразумным выяснить, что понадобилось старому пройдохе.

Не желая тратить время на ожидание лифта, он стал спускаться по широкой мраморной лестнице на первый этаж, чтобы затем пройти по коридору, ведущему к парадному выходу. Ему предстояло одолеть всего два пролета, и он быстро пересчитывал ногами ступени, слегка придерживаясь за медные перила худой изящной рукой, а его долговязая, костлявая фигура при каждом шаге дергалась, как у игрушечного солдатика на тугих шарнирах.

Посторонний человек, впервые увидевший Бонара Дица, принял бы его скорее за ученого — кем он на самом деле и был в прошлом,— а не за политического лидера. Последние отличаются обычно крепким здоровьем и властностью в повадках. Диц не обладал ни тем, ни другим, а его треугольное изможденное лицо — один из карикатуристов изобразил его с головой в форме миндалины и телом, изогнутым, как стручок фасоли,— не имело той физической привлекательности, которая некоторым политикам завоевывает симпатии избирателей, независимо от того, что они говорят или делают.

Тем не менее в стране у него насчитывалось удивительно много сторонников, особенно среди людей, которые, разбираясь в политике, считали, что Диц обладает более тонким и глубоким пониманием политических проблем, чем его основной противник Джеймс Хауден. И все-таки партия Дица получила сокрушительное поражение на последних выборах.

Войдя в зал Конфедерации — высокое сводчатое фойе с устремленными ввысь колоннами из темного полированного сиенита,— Диц увидел двух беседующих мужчин: швейцара в униформе и паренька, на вид совсем мальчика, в рыжевато-коричневых штанах и гренфеллской куртке. Их голоса доносились до него.

— Извините,— говорил швейцар,— но не я выдумываю правила.

— Я понимаю, только не могли бы вы сделать для меня исключение? — Судя по акценту, молодой человек был американец, если не с далекого Юга, то откуда-то из тех мест.— Я здесь всего на два дня, родители собираются уезжать домой.

Диц невольно остановился. Конечно, это не его дело, но что-то в пареньке ему понравилось. Он спросил:

— В чем дело?

— Этот молодой человек хочет осмотреть зал, где заседает палата общин, господин Диц,— сказал швейцар.— Я объяснил ему, что это невозможно, поскольку сегодня праздничный день.

— Я студент Чаттанугского университета, сэр,— сказал паренек,— и специализируюсь по истории конституций. Пользуясь своим пребыванием здесь, я хотел...

Диц глянул на часы.

— Если недолго, я мог бы показать вам парламент.— Он кивнул швейцару и повернул назад, в ту же сторону, откуда пришел.

— Вот здорово! — Долговязый парень зашагал рядом широким, легким шагом.— Просто и сказать невозможно, как замечательно!

— Если вы изучаете историю конституций, то должны знать разницу между нашей политической системой и вашей, американской.

Молодой человек кивнул:

— Да, конечно, самое большое различие состоит в том, что мы избираем президента, тогда как у вас премьер-министр не избирается.

— Не избирается только как премьер, хотя для того, чтобы попасть в парламент, он проходит выборы, как и остальные его члены. После выборов лидер партийного большинства становится премьер-министром и образует Кабинет из числа своих сторонников.— Затем тоном лектора он продолжил: — Политический строй Канады представляет собой конституционную монархию с единой системой авторитарной власти, пронизывающей все общество: от рядового избирателя, через правительство, до монарха. У вас же власть поделена на две части: одна часть у президента, другая — у конгресса.

— Принцип разграничения законодательной, исполнительной и судебной власти,— уточнил паренек.— Только иной раз все так разграничено, что ничего не делается.

Бонар улыбнулся:

— Комментариев не последует во избежание международных осложнений.

Они вошли в приемную палаты общин. Бонар Диц распахнул половинку тяжелой двери, ведущей в зал заседаний. На пороге они остановились: глубокая тишина, почти физически ощутимая, охватила их. Кое-где горели лампы, бросая вниз тусклые круги света, за их пределами высокие галереи и дальние углы палаты скрывались в полумраке.

— Когда проходит сессия парламента, зал выглядит более оживленным,— сказал Диц.

— А я рад, что вижу его таким,— тихо проговорил паренек.— Так он внушает больше благоговения.

Диц улыбнулся и, прогуливаясь по залу, принялся объяснять, что премьер-министр и лидер оппозиции — он сам — изо дня в день сидят друг против друга, разделенные пространством зала.