На высотах твоих

— Внимательно наблюдайте за этим долларом,— сказал Костон, покосившись на подошедшего премьер-министра.— Сейчас он исчезнет!

— Черт возьми! — воскликнул кто-то скептически.— Какой же это фокус?! Вы только этим и занимаетесь все время! — Генерал-губернатор, находившийся среди зрителей, залился добродушным смехом.

Премьер-министр дотронулся до руки Лексингтона и во второй раз за вечер отвел его в сторону. Он изложил ему смысл требования управляющего партийной канцелярией составить заявление для печати к завтрашнему утру. Как обычно, Лексингтон обошелся без лишних вопросов. Согласно кивнув, он сказал:

— Надо так надо, я загляну к Сердитому в посольство и переговорю с ним, а потом засажу своих людей за работу.— Он хихикнул.— Если не вытаскивать их из постели и не заставлять работать по ночам, то можно потерять к себе всякое уважение.

— Эй вы, двое, не заниматься государственными делами в праздничный вечер! — послышался сзади голос Натали Гриффитс. Она слегка коснулась рукой их плеч.

Артур Лексингтон повернулся к ней с ослепительной улыбкой:

— Даже если весь мир перевернется вверх дном?

— Даже тогда. Кроме того, у меня на кухне уже все вверх дном, а это куда важнее.— Она придвинулась к мужу и обеспокоенно прошептала, но так, что ее услышали рядом стоящие гости.— Страшное дело, Шелдон, у нас кончился коньяк!

— Не может быть!

— Я не знаю, как это случилось, но факт остается фактом.

— Сейчас же прикажу открыть неприкосновенный запас.

— Чарлз звонил в столовую военно-воздушных сил. Они обещали доставить его немедленно.

— Боже мой! — Голос его превосходительства звучал жалобно.— Хотя бы раз принять гостей так, чтобы не случилась какая-нибудь неприятность.

Артур Лексингтон пробормотал:

— Надо допить свой кофе, не то и кофе у них кончится!— Он глянул на бокал с виноградным соком в руках Джеймса Хаудена.— А вот вам беспокоиться нечего, у них, вероятно, хранятся целые бочки такого добра.

Генерал-губернатор продолжал бубнить себе под нос:

— Кое-кто поплатится мне своим скальпом за это!

— Успокойся, Шелдон, ты же знаешь, как это бывает,— слышался шепот хозяина и хозяйки, совсем забывших о присутствии развеселившихся гостей.— Ты ведь знаешь, что с прислугой надо вести себя осторожно!

— Будь она проклята, эта прислуга!

Натали Гриффитс терпеливо втолковывала мужу:

— Войди в мое положение, дорогой. Я сама улажу это дело.

— Ну и хорошо.— Его превосходительство улыбнулся не то со смирением, не то с признательностью, и они направились к привычному месту у камина.

— Sic transit gloria! Человек, который посылал в воздух десятки эскадрилий, теперь боится сделать внушение своей кухарке! — Это было сказано на тон выше, чем следовало. Премьер-министр нахмурился.

Говорил Гарви Уоррендер, министр гражданства и иммиграции, высокий, рыхлого телосложения мужчина с заметной лысиной на макушке и густым звучным басом. В его манерах было что-то от учителя — вероятно, осталось с тех времен, когда он был преподавателем колледжа, прежде чем заняться политикой.

— Осторожнее, Гарви,— заметил Лексингтон,— вы затрагиваете персону, представляющую здесь королеву.

— А меня зло берет,— сказал Уоррендер, сбавив тон,— как только вспомню, что важные армейские шишки неизменно выживают на войне...

В воздухе запахло скандалом. Намек был прекрасно понят. Единственный сын Уоррендера, молодой летчик, героически погиб в воздушном бою во второй мировой войне. Отец отчаянно гордился сыном, но и не переставал горевать по поводу его смерти. На его замечание насчет важных шишек можно было легко возразить: генерал-губернатор сражался в двух войнах, и сражался храбро, о чем свидетельствовал Крест Виктории, которым запросто не награждают. К тому же смерть на войне не разбирает ни чинов, ни возраста и так далее...

Но лучше всего было промолчать.

— Все это мелочи жизни,— произнес Артур Лексингтон жизнерадостно.— Простите, премьер-министр, и вы, Гарви.— Он слегка поклонился и отошел от них к своей жене.

— Почему так происходит,— сказал Уоррендер,— что некоторые стараются избежать разговоров на определенные темы? Или для памяти есть срок давности?

— Я считаю, что это скорее вопрос времени и места.— Джеймсу Хаудену не хотелось продолжать разговор. Временами у него возникало желание избавиться от Гарви Уоррендера, убрав его из Кабинета министров, но по веским причинам сделать этого он не мог.

Чтобы переменить тему, премьер-министр сказал:

— Я давно хочу побеседовать с вами о делах вашего департамента.

Да простится мне, подумал он, что я уделяю так много времени служебным делам в праздничный вечер. Однако последние дни были заполнены такими важными проблемами, что для второстепенных он не мог найти времени за столом своего кабинета. Одно из них было связано с департаментом иммиграции.

— Ну и что вы собираетесь мне преподнести? Будете хвалить или ругать? — Гарви Уоррендер был настроен воинственно: бокал, который он держал в руках, был явно не первым.