Случилось, что, проезжая как-то по улице в казенном экипаже, она увидела влюбленного в нее «момента» и предложила прокатиться. На беду, Дунька раньше времени вышел из штаба и увидел свою жену. Бедная Мария Александровна со страху чуть не вывалилась из коляски. А офицеру на следующем у них приеме Преженцов в присутствии жены грубо заявил:
– Я покорнейше вас прошу больше у нас не бывать!
В те годы во главе армейского 3-го корпуса стоял генерал Ренненкампф. Преженцов считал свою позицию выше поста корпусного командира и при всяком удобном случае старался сделать какую-нибудь каверзу Ренненкампфу.
Друг к другу они питали жгучую ненависть, и, как только Ренненкампф в 1913 году был назначен командующим войсками того же округа, он немедленно отчислил Преженцова. В отличие от общего правила Преженцов вместо корпуса получил пехотную дивизию. С этой дивизией, включенной в армию Самсонова, он вышел на войну и закончил свою карьеру в немецком плену, где, кажется, и умер.
Служба в штабе, особенно в мобилизационном отделе, куда меня назначили, была мне совершенно не по душе. Стоило учиться в академии, чтобы с 10 часов утра до 4 часов дня ежедневно считать телеги, лошадей и запасных солдат, которые из такого-то уезда, волости и деревни должны были прибыть на сборные пункты. И затем вносить в журнал входящие и исходящие бумаги – это мог делать любой чиновник или «краснокожий» без специального образования. Я только и мечтал, чтобы при случае перевестись в штаб корпуса или дивизии для более интересной полевой службы.
В начале 1907 года в Вильно приехал из Сибири генерал Ренненкампф. Встреча с ним была самая сердечная, и он немедленно предложил мне место адъютанта в штабе 3-го корпуса – его корпуса, расположенного в Вильно.
Ренненкампф совершенно не изменился за четыре года; я его видел в последний раз перед Японской войной в Борисове. Он остался, несмотря на ранение на войне, таким же жизнерадостным, полным энергии и исключительно выносливым, как и раньше. К его двум Георгиевским крестам за китайский поход 1900 года прибавилось только Георгиевское золотое оружие, Анна на шею и пожалованный пожизненный мундир Забайкальского казачьего войска. Будучи сам офицером Генерального штаба, Ренненкампф неизменно носил теперь казачью форму с желтыми лампасами, и вскоре его в войсках иначе как «желтая опасность» и не называли. Он это знал, и этой кличкой гордился.
Моя четырехлетняя служба с таким прекрасным учителем и военным, как Ренненкампф, явилась прекрасной школой для всей дальнейшей карьеры офицера Генерального штаба. Она помогла мне на войне не теряться ни при каких обстоятельствах.
Кипучая деятельность Павла Карловича Ренненкампфа началась с первых же дней его командования. Он поставил себе целью довести подготовку своего корпуса к будущей войне до такой высоты, чтобы корпус этот был лучшим в целом округе, чтобы все полки, как пехотные, так и кавалерийские, были сверхотличными в стрельбе, в маневрировании и знали, начиная от солдата до старшего командира, что делать, чтобы побить немцев в возможной войне.
И он этого достиг. О 3-м армейском корпусе знали далеко за пределами округа, знали в Петербурге; о Ренненкампфе узнал государь.
Флигель-адъютанты, князья Белосельский-Белозерский и Долгоруков, командовавшие по очереди 3-м Новороссийским драгунским полком в Ковно, создали Ренненкампфу блестящую рекламу. И в 1913 году, за год до Великой войны, Ренненкампф, несмотря на все препятствия Сухомлинова, военного министра, получил золотые аксельбанты генерал-адъютанта его величества и пост командующего войсками округа.
Дольше трех-четырех дней Ренненкампф не мог усидеть на месте. Зайдет, бывало, в свой штаб, поздоровается со всеми, выслушает доклад начальника штаба Чагина и скажет:
– Собирайтесь, в три часа едем к гусарам.
Гусары – 3-й Елизаветградский полк – стояли в Мариамполе[49]
, в одном переходе от германской границы, против личного имения кайзера Роминтен, куда тот ежегодно ездил на охоту.На ближайшей железнодорожной станции полковой экипаж уже ждал приезда командира корпуса. Двадцать верст по стратегическому, ровному как скатерть шоссе, тройка проносилась чуть ли не за час и подкатывала к офицерскому собранию, где на крыльце уже стоял командир гусарского полка с адъютантом и дежурным по полку.
Офицеры ждали в большой гостиной. А в столовой суетились солдаты-лакеи, накрывали стол к ужину, несли закуски к водке; в ведрах со льдом красовались бутылки с шампанским. Русское гостеприимство требовало, чтобы почетный гость не лег спать с пустым желудком. Гость это знал и за дружеской беседой, тянувшейся далеко за полночь, ел и пил не меньше любого корнета.
Первое время, пока его хорошо не знали, все держали себя с Ренненкампфом очень сдержанно, отвечая: «Так точно, никак нет».
Но спустя год молодые офицеры носили его чуть ли не на руках, солдаты любили и чувствовали, что это настоящий командир, «за ним не пропадешь».