На Запад!

– Воятка завсегда смогет, – хохотнул Переяслав. – Парень с ложкой в руке родился. Чего ему там черемисская стрела?!

– Ладно, щеку промой крепким хмельным, коли крови много вышло – это хорошо, – вздохнул Лютень. – А то, знаешь ли, эти вон горазды мазать свои стрелы всякой заразой. Повезло тебе, что обычная это была, а то бы уже всю морду раздуло. – И старшина пошел к корме, где на палубе в одной тесной кучке сидели обменянные булгары. – Апа, все ли живы, никого не задело стрелой?

– Все, все, – покачала головой булгарка. – Испугались только вот детки, но ничего, мы их уже успокоили с женщинами. Позволь я раненым помогу? Вижу, у двоих кровь была.

– Одному стрела щеку взрезала, второму плечо отшибло. Если бы чуть ниже, где кольчуги не было, то… – и Лютень махнул рукой. – Погляди, апа, у нас-то ладно все обошлось, а вот на ночлег встанем – посмотрим, что там у остальных.

На ночлег расположились на том самом острове, где когда-то вели ночной бой. Опыт прошлого раза был учтен, и на берегу было разложено много костров. Тут же, возле самого среза воды дежурили чуткие люди с хорошим слухом. Как ни осторожничали черемисы, но их приближение услышали загодя. В сторону стука и плеска вылетело несколько ярко горящих сигнальных стрел, а потом вспыхнули и костры. Они осветили атакующих за полсотни шагов, и по ним ударили с берега из всего того метательного оружия, которое только было у караванных. Черемисы ближнего боя не приняли, они пометали в ответ стрелы и пропали в ночной темени.

– Караульным не спать, чутко ночь слушать! – наставлял дежурных андреевский старшина. – Вполне еще могут под самое утро полезть.

Но на реке было спокойно. На острове же две трети караванных спали, а треть дежурила с луками и самострелами наготове.

– Апа, вы бы поспали немного, всю ночь вон раненых опекаете. – Лютень присел возле лекарши, помешивающей на небольшом костерке какое-то варево. – Вот так же и Рина меня здесь же, на этом самом месте лечила, – и он потер кулаком бок. – Какую-то травяную кашку на маленьком своем костерке сварила, приложила к больному месту и завязала туго. И мне враз с того полегчевело. Боль спала, и я даже уснуть смог потом.

– Травки здесь нужной мало, – вздохнула Айгуль. – У меня на пояске в мешочке было немного, так все на лечебный взвар ушло. Расскажи мне о дочери, Лютень. Мы со всей этой суетой даже и поговорить-то не успели. Как она там у вас на чужбине? Ты сказал, что сын у вас? Как его назвали? Ты ее не обижаешь? – так и сыпались вопросы от пожилой женщины.

– Да что ты, апа! – отмахнулся Лютень. – Как я могу ее обидеть! Я же люблю ее. А сына, вашего внука, мы Егором назвали. Крепкий карапуз, кричит, настырный такой!

– Игэр, – переиначив на свой лад имя, произнесла Айгуль. – Как же все хорошо, что хоть кто-то живым из нашего рода остался, – и она, отложив в сторону ложку, которой мешала варево, подошла к посапывающим на войлочной подстилушке детям. – Это Айрат, он самый старший из внуков, ему десять, это внучка Гульнур, ей семь, а это Айдар, – погладила она по голове малыша. – Три годика ему, самый младший мой внук он был. Выходит, что теперь есть и еще младше его, – прошептала она и, закрыв лицо ладошками, разрыдалась.

– Ну что ты, что ты, мама? Ну-у, успокойся. Все. Вы у меня под защитой. Я никому больше не дам вас в обиду! – Лютень прижал к груди Айгуль, а она все продолжала рыдать.

Отходили от острова в спешке, нужно было использовать каждый час светлого времени, чтобы пройти подальше. Дымили белым затушенные, залитые водой костры, и к острову причалили две лодки-однодревки. На берег из них выскочили несколько воинов с копьями и топорами на длинных ручках. Они проверили сваленные кучки веток, что служили во время ночлега подстилкой, и внимательно осмотрели каждое костровище. Около небольшого костерка, где готовила свое снадобье Айгуль, двое следопытов сидели особенно долго. Наконец тот, что был постарше, понюхал найденную здесь же тряпицу.

– Раненые тут были, Миляр. Знахарка кого-то лечила. Здесь вот от подстилки сильно кровью пахнет, и вот еще на тряпке ее запах есть. Зря Акпатыр разрешил бабку отпустить, хорошая травница она была. Моему сыну зуб заговорила, а он до этого два дня кричал и спать никому не давал.

– Пошли быстрее, Томай, мы уже и так тут долго торчим, Изерге разозлится – худо нам будет!

Черемисы сбежали к своим однодревкам, оттолкнули их от берега и, сидя в них на корточках, быстро погребли прочь.

Караван медленно тянулся на запад. До конца этих диких мест, по прикидкам Зосима, было еще дней пять пути.

– Не дадут они нам просто так уйти, – ворчал он, оглядывая из-под ладони всю реку. – Словно воронье, вокруг кружат. Даром что ближе к нам более пока что не лезут, видать, хватило им уже науки. Изрядно наши дружинные их стрелами и самострельными болтами побили.