На заработках

— Нтъ, врешь, не на мокромъ мст. Меня чтобы въ слезы вдарить, много надо. Я не слезливая, отвчала Арина, присвъ на уголъ открытаго парника.

— Ну, о матери взгрустнулось. Это видно. Стыдись, матка, ревть. Вдь не махонькая, проговорила Акулина.

— Вовсе даже и не о матери. Что мн мать! Она не померла. Хозяинъ вонъ далъ мн даже три рубля, чтобъ въ деревню ей послать.

— Да что ты! удивился Спиридонъ. — Чмъ-же это ты ему такъ угодила? Вдь онъ ни двкамъ, ни бабамъ, которыя ежели въ поденьщин, никогда впередъ не даетъ.

Арина помолчала и дала отвтъ:

— А мн далъ. Самъ далъ. Сначала я просила, онъ отказалъ, а потомъ взялъ да и далъ самъ. Да дать-то далъ, а теперь пристаетъ, цловаться ко мн лзетъ.

— Вотъ какъ! Ну, такъ, такъ… Порядокъ извстный. Теперича я понимаю. На это его взять. Онъ у насъ бабникъ извстный, произнесъ Спиридонъ.

Акулина вспыхнула:

— Обидть, что-ли, захотлъ? спросила она

— Да не обидть, а просто цловаться лзетъ и пристаетъ, а я этого не желаю. Чаемъ меня сейчасъ съ собою поилъ, леденцами потчивалъ, три рубля далъ.

— Ну, такъ, такъ… Это правильно. Онъ у насъ смазливыхъ двокъ не пропускаетъ. Это врно, — продолжалъ Спиридонъ. — Лтось тремъ двкамъ уваженіе длалъ.

— Какое-же тутъ уваженіе, коли за руки хватается и проходу не даетъ. Для чего онъ это? Чего онъ лзетъ? Кабы онъ не былъ хозяинъ, то я съ нимъ по свойски-бы, а то вдь я хозяина по сусаламъ смазать не могу.

Наволадожскія двки и бабы, работавшія на огород уже съ недлю, стали хихикать и перешептываться между собой. Наконецъ одна пожилая баба произнесла:

— Дура ты двка-то, вотъ что… Своей выгоды не понимаешь. Ему потрафить, такъ изъ него можно веревки вить — вотъ онъ какой.

— Зачмъ? зачмъ, Домнушка, такія слова? Арина у насъ двушка небалованная, встрепенулась Акулина. — Она себя соблюдаетъ.

— И, мать! Соблюденіемъ здсь въ Питер ничего не возьмешь. Опять скажу: дура двка.

— Учи, учи еще! вспыхнула Акулина.

— А то что-же?.. продолжала Домна. — Въ прошломъ году онъ вотъ также на одну вашу боровичскую распалился, такъ та его, не будь глупа, кругомъ обошла. Онъ ей и ситцу, и сапоги, и миткалю на рубахи, да окром того пропилъ съ ней рублей двадцать. Клавдіей звать. Можетъ знаешь.

— Мало-ли у насъ въ боровичскомъ есть путанныхъ двокъ, а Арина не таковская.

— Первое время вс не таковскія, — улыбалась Домня.

— Нтъ, ужъ ты, милая, такъ не разговаривай. Не хорошо такъ.

— О! Не за королевича-ли свою землячку замужъ прочишь?

— Не за королевича… Какой тутъ королевичъ! А просто не хорошо безобразныя рчи говорить.

— А чмъ он безобразныя? Ужъ коли голь, коли въ поденьщину за пятіалтынный пошла…

— Ну, молчи, а то вдь я и глаза выцарапаю!

— Ого! Ну, что-жъ, выцарапать-то мы и сами теб съумемъ.

Домна вскочила съ корточекъ на ноги и даже подбоченилась, стоя около парника. Акулина тоже приготовилась сцпиться съ товаркой.

— Брысь! Чего вы, долгогривыя! — махнулъ на нихъ рукой Спиридонъ. — Вишь, что выдумали: царапаться! У насъ хозяинъ драки не любитъ.

Перебранка умолкла. Акулина отошла съ Ариной въ сторону и стала шушукаться.

— Я боюсь, Акулинушка, теперь въ избу идти, — начала Арина. — Онъ тамъ опять начнетъ приставать. Онъ тамъ одинъ.

— Да и не ходи. Что это въ самомъ дл! отвчала Акулина.

— А вдругъ онъ звать начнетъ? Вдь онъ хозяинъ.

Акулина сначала растерялась, но потомъ нашлась:

— Хозяинъ да не на это. Не на цлованье онъ хозяинъ.

— Деньги-то онъ далъ мн на посылку въ деревню, а теперь попрекаетъ.

— Отдай, отдай ему деньги. Коли заживешь ихъ, тогда у него и возьмешь, а теперь отдай. Не нужно брать впередъ, коли онъ озорникъ такой.

— Да вдь у тятеньки-то съ маменькой въ деревн теперь очень нудно, Акулинушка.

— Мало-ли что нудно! Какъ-нибудь перебьются. Потомъ пошлешь.

— Очень вдь просили, Акулинушка, когда я узжала.

— Да, что ты, матка, какія слова! Нешто это можно! крикнула на Арину Акулина. — Отдай, отдай, а то иначе не хорошо. Вдь онъ въ этихъ смыслахъ и далъ, чтобы ты вотъ отъ него… не артачилась.

— А можетъ быть и обойдется? Можетъ быть и забудетъ? Вдь это онъ потому сегодня ко мн приставать сталъ, что вотъ я въ стряпкахъ и при немъ была, а завтра въ стряпкахъ другая будетъ, такъ можетъ быть онъ и ничего…

— Ой, лучше отдать!

— Тятенька-то съ маменькой… Я вотъ что… Ежели онъ спроситъ, то отдамъ. Привязываться будетъ опять — тоже отдамъ.

Пока Арина и Акулина шушукались, двери избы распахнулись, изъ нея вышелъ Ардальонъ Сергевъ и незамтно подошелъ къ нимъ.

— А вы чего-же лодырничаете и пустопорожними разговорами занимаетесь! крикнулъ онъ. — Нешто я вашу сестру для разговоровъ нанялъ, да чтобъ зобы ваши харчами набивать? Нтъ, братъ, я нанялъ для работы. Вишь, вдьма! Чуть хозяинъ отвернется — сейчасъ ужъ и отъ парниковъ прочь! Арина! Иди въ избу и ставь самоваръ для рабочихъ! Да согрешь воду, такъ принимайся стирать! отдалъ онъ приказъ и прибавилъ:- А вы, мужики, кому перемыться надо, отдайте ей свои рубахи и что у васъ тамъ есть въ стирку. Нечего ей, сложа-то руки, съ землячками языкъ чесать, да отъ дла ихъ отрывать Арина поплелась въ избу.

XI