На заработках

— Ну, поди сюда, Арина Федотовна, сядь со мной рядышкомъ.

— Ну, вотъ… Зачмъ-же это?.. Вовсе это даже напрасно. Вы тамъ сидите, а я здсь буду сидть, пробормотала Арина, стараясь не смотрть на хозяина.

— Иди-же сюда, коли хозяинъ теб приказываетъ! повторилъ Ардальонъ Сергевъ.

— Вовсе это даже и не хозяйское дло. Хозяинъ долженъ работу приказывать.

— А вотъ какъ ты придешь, да рядышкомъ сядешь, я теб и работу прикажу.

— Приказывайте оттуда.

— Чудная двка! Да ежели я такъ не могу. Иди сюда.

Арина не шевелилась. Ардальонъ Сергевъ продолжалъ:

— И что это у васъ за извадка артачиться, коли хозяинъ хочетъ свою ласковость доказать.

— Да не нужно мн вашей ласковости.

— Вотъ какъ! А я еще три рубля далъ для посылки въ деревню!

— За это спасибо, за это я благодарна, вкъ буду помнить и заслужу, что вы на голодуху моимъ тятеньк съ маменькой дали, а баловать зачмъ-же!

— Да вдь я могу и отнять, коли такъ.

Арина молчала и сдлала серьезное лицо.

— И отниму. Какъ пить дать, отниму… продолжалъ Ардальонъ Сергевъ.

— Не сдлаете вы это, господинъ хозяинъ; вы добренькій, сказала Арина.

— Нтъ, сдлаю.

— Ну, инъ воля ваша хозяйская.

Арина вздохнула, хозяинъ помолчалъ и произнесъ:

— Садись, Арина Федотовна, рядышкомъ! Остальному женскому полу по пятіалтынному въ день у меня расчетъ, а теб по двутривенному считать буду, а потомъ даже еще прибавлю — вотъ до чего ты мн люба.

Арина сидла вся съежившись, терла лвую руку выше локтя ладонью правой и не смотрла на хозяина. Посл нкоторой паузы, она проговорила:

— Да что вы такъ ужъ очень къ двк-то ластитесь? Холостой, что-ли, или вдовый?

— Вс мы здсь въ Питер холостые.

— Ну, а въ деревн-то жена все-таки есть?

— Еще-бы не быть. Въ деревн хозяйство, домъ. При хозяйств безъ бабы невозможно. И жена есть, и дти есть, скрывать не буду.

— Ну, вотъ видите. А вы къ чужой двк ластитесь. Какъ это даже неладно.

— Не ладно! Что-жъ подлаешь, коли двка по нраву пришлась! Очень ужъ ты распрекрасна.

— Бросьте. не хорошо.

— Да что: не хорошо! Зачмъ такая миндалина уродилась?

— Такую матушка родила.

— Вотъ матери-то за это три рубля и пошлешь, которые я далъ. Садись ближе, рядушкомъ.

— Да полно вамъ.

Чаепитіе продолжалось, а Арина все еще сидла на своемъ мст, противъ хозяина. Выпито уже было чашекъ по пяти. Хозяинъ налилъ еще. Отъ усерднаго питья горячаго чая и отъ волненія потъ съ него лилъ градомъ. Разговоръ прескся. Раза два, впрочемъ, Ардальонъ Сергевъ произносилъ: «дуры вы, двки, не можете своей выгоды понимать» — и опять умолкалъ. Сначала онъ отиралъ лицо рукавомъ рубахи, но потъ на лиц выступалъ все сильне и сильне.

— Ухъ, запарился! проговорилъ онъ наконецъ. — Подай-ка мн, умница, Аришенька, полотенце, чтобы утираться. Вонъ на гвозд виситъ.

Ариша поднялась съ мста и отправилась за полотенцемъ, сняла его съ гвоздя и поднесла къ Ардальону Сергеву. Тотъ взглянулъ на Арину, улыбнулся во всю ширину лица и вмст съ полотенцемъ схватилъ и ее за руки.

— Ну, чтой-то! Оставьте, пожалуста… Пустите, — заговорила она, вырывая свои руки.

— Пущу. Дай только въ уста сахарныя поцловать.

— Нтъ, нтъ… Не желаю я этого!

Арина замотала головой. Ардальонъ Сергевъ хотлъ ее поцловать силой, но, мускулистая, мощная, она рванулась съ такой силой, что вырвала свои руки, отбжала къ дверямъ избы и стала въ отдаленіи.

Ардальонъ Сергевъ опустилъ руки и не двигался

— Ну, двка! Да что отъ поцлованія-то тебя убыло-бы, что-ли! сказалъ онъ. — Ну, сядь хоть рядушкомъ со мной, сядь… Потшь хозяина.

Арина молчала. На глазахъ ея показались слезы.

— Экая упрямая лошадь! проговорилъ Ардальонъ Сергевъ и бросился по направленію къ ней.

Арина выскочила изъ избы на огородъ. Хозяинъ остановился на порог избы и погрозилъ ей пальцемъ.

— Ну, ладно, коли такъ… проговорилъ онъ, нахмуривъ брови. — Коли бы ты для насъ, то и я-бы для тебя… А такъ какъ ты не хотла уважить хозяина, то и хозяинъ будетъ теперь съ тобой на другой манеръ. Смотри у меня, курносая!

Арина продолжала стоять на огород. Она плакала. Хозяинъ еще разъ погрозилъ ей, на сей разъ уже кулакомъ, и, сердито захлопнувъ двери, скрылся въ изб.

X

Обратно идти въ избу, гд остался хозяинъ, Арина не ршалась и тихо направилась къ парникамъ, у которыхъ работали другія бабы и двки. Къ парникамъ она шла медленно. Глаза ея были заплаканы. Она фыркала и утиралась мякотью голой красной руки, выглядывающей изъ засученнаго выше локтя рукава ситцеваго платья. Акулина, сидя на корточкахъ, полола салатъ въ парник. Арина подошла къ ней, Акулина взглянула на ея заплаканные глаза и удивленно спросила:

— Что такое стряслось? О чемъ это ты?

— Да такъ, ни о чемъ, отвчала Арина, стараясь улыбнуться.

— Нтъ, въ самомъ дл? продолжала Акулина. — Или о дом раздумалась, о тятеньк съ маменькой взгрустнула?

— Да просто такъ… упорствовала Арина, не желая сказать причину своихъ слезъ при постороннихъ, такъ какъ на ея слезы обратили вниманіе и другія бабы, работавшія у парниковъ вмст съ Акулиной, а также и работникъ Спиридонъ.

Слыша отвтъ Арины, онъ улыбнулся и сказалъ:

— Да вдь у двокъ, знамо дло, глаза на мокромъ мст растутъ — вотъ она и плачетъ.