На заработках

Въ полдень Ардальонъ Сергевъ скликалъ рабочихъ къ обду. Мужики и бабы побросали работу около парниковъ, прикрыли ихъ стеклами, оттнили отъ солнца рогожами на кольяхъ и пришли въ избу. На двухъ некрашенныхъ столахъ, ничмъ непокрытыхъ, лежали уже накромсанные Ариной толстые ломти хлба и по грудк деревянныхъ ложекъ. Адальонъ Сергевъ былъ тутъ-же. Какъ хозяинъ, онъ первый перекрестился на икону, висвшую въ углу, и слъ за столъ. Вслдъ за нимъ, помолившись на образъ, помстились за двумя столами и рабочіе. Мужики и женщины живо разобрали ложки. Арина подала на каждый столъ по деревянной чашк щей. Зажевали уста, началось схлебываніе съ ложекъ. ли до того усердно, что на лицахъ показался потъ. Въ особенности усердствовали женщины, пришедшія вчера изъ деревни.

— Четыре дня, сударушки вы мои, мы горячаго-то не видали, проговорила Акулина, облизывая ложку. — Съ самой деревни не видали. Да и въ деревн-то послднее время до того дошли, что не каждый день горячее. Вдь крупы-то надо купить, картошки надо купить. Пожуемъ хлба, тмъ и сыты.

— Такъ проси у стряпухи, чтобы еще теб въ чашку плеснула. У насъ на этотъ счетъ хорошо, у насъ и хлба, и хлебова вволю. Хозяинъ не запрещаетъ. Хлебай сколько хочешь, отвчала баба, уже раньше Акулины опредлившаяся на огородъ и успвшая нсколько отъсться на хозяйскихъ харчахъ. — Проси, прибавила она.

— Да одной-то мн, милая, чтой-то какъ будто совстно, отвчала Акулина.

— Зачмъ одной? И я еще похлебаю, отозвался работникъ Спиридонъ. — Умница! какъ тебя кликать-то? Плесни-ка намъ еще въ чашечку щецъ, обратился онъ къ Арин.

Арина вопросительно взглянула на хозяина. Тотъ кивнулъ и сказалъ:

— Плескай, плескай. У насъ на это запрету нтъ. Только-бы въ работ старались.

И опять захлебали уста изъ вновь налитой чашки.

— Картошки-то нешто у васъ своей не осталось въ деревн съ осени, что давеча говорила, что покупать надо? спросила Акулдну баба, раньше ея опредлившаяся на огородъ.

— Какая, мать моя, картошка! Картошка у насъ какая была, такъ посл Покрова еще продали.

— Стало быть и капустки квашенной не осталось?

— У насъ капусту по деревнямъ вовсе и не садятъ.

— Ну?! Съ чего-жъ это такъ? У насъ, въ нашемъ новоладожскомъ узд, вс садятъ.

— А у насъ не заведено. Да и откуда взять разсады? Вдь на разсаду нуженъ парникъ. Только лавочникъ да кабатчикъ и садятъ. Т разсаду изъ города привозятъ, а намъ гд-же!

За щами явилась гречневая каша. Хозяинъ сходилъ за перегородку, вынесъ оттуда четвертную постнаго масла и экономно налилъ его въ дв чашки съ кашей.

Снова зажевали уста — и минутъ черезъ десять чашки опорожнились. Хозяинъ громко икнулъ, всталъ изъ-за стола и началъ креститься на образъ. Его примру послдовали и рабочіе.

— За хлбъ за соль, хозяинъ, проговорилъ работникъ Панкратъ, отирая губы и бороду рукавомъ рубахи.

— За хлбъ за соль, Ардальонъ Сергичъ. Спасибо, — повторили остальные рабочіе.

Хозяинъ еще разъ икнулъ и, закуривъ трубку, удалился къ себ за перегородку, откуда послышался скрипъ досокъ его койки, показывающій, что онъ заваливается для послобденнаго сна. Закурили трубки и три работника. Изба наполнилась махорочнымъ дымомъ. Бабы начали чихать.

— Хоть-бы вы, мужики, на двор курили, что-ли, а то отъ дыма не продохнешь, говорили он.

— Дай потеплетъ, будемъ на двор подъ навсомъ отдыхать, на двор тогда и курить будемъ, отвчали мужики, занимая мста на лавкахъ для послобденнаго отдыха.

Женщины, вытащивъ изъ подъ лавокъ свои котомки вмсто подушекъ, также валились на полъ, чтобы соснуть часокъ, полтора. Отъ 12 до 2 часовъ, по заведенному порядку, на огород не работали. Икота раздавалась то въ томъ, то въ другомъ углу. Мужики и женщины такъ и перекликались другъ съ другомъ.

— А ты, Арина Пелагевна, теперь пошь, да посуду-то вымой и прибери — вотъ какъ у насъ стряпухи длаютъ, послышался изъ-за перегородки голосъ Ардальона Сергева.