На заработках

Вскор мужики кончили чаепитіе и уступили свое мсто женщинамъ. Арина все еще возилась около печи, моя котелъ въ лахани. Хозяинъ стаскивалъ съ широкой полки кульки и выдавалъ ей провизію на хлебово для обда. Отсыпалъ овсяныхъ крупъ, положилъ нсколько горстей сушоныхъ снятковъ на деревянную тарелку, отдлилъ изъ находившагося за перегородкой мшка картофелю въ корзинку, далъ соли, кислой капусты и для каши гречневой крупы. Сдлавъ все это, онъ сталъ торопить женщинъ поскорй пить чай и идти на работу, вытаскивать изъ грядъ кочерыжки. Чай ужъ давно былъ спитъ, а потому женщины тотчасъ опрокинули чашки и стали выходить изъ избы.

На огород начался рабочій день.

V

Около десятка женщинъ въ душегрйкахъ и три мужика въ шерстяныхъ фуфайкахъ шли по огороду мимо парниковъ, направляясь къ прошлогоднимъ капустнымъ грядамъ, изъ которыхъ торчали кочерыжки отъ срубленныхъ кочней. День начинался ясный, но утренній морозъ еще не ослабвалъ, хотя солнце уже поднялось на горизонт. Отъ парниковъ, прикрытыхъ рогожами и соломенными щитами, виднлся легкій паръ, выходящій въ щели рамъ.

— Только ужъ чтобы сложа руки не сидть, да угодить хозяину, а совсмъ не по времени объ эту пору кочерыжки вытаскивать, говорилъ тщедушный мужиченко Панкратъ, подойдя къ капустнымъ грядамъ. — Помилуйте, за ночь морозомъ землю сковало, кочерыжка сидитъ твердо. Чего надсаживаться-то!

— Конечно, посл полудня, когда пооттаетъ, этимъ заниматься любезное дло, отвчалъ второй мужикъ Спиридонъ съ бородой лопатой:- но вдь посл полудня надо къ парникамъ переходить, у парниковъ только при солнц и работа. Ну-ка, долгогривая команда, принимайся! крикнулъ онъ женщинамъ и первый, наклонившись надъ грядой, сталъ выдирать изъ земли кочерыжки.

Женщины послдовали его примру. Панкратъ пошелъ за рогожными носилками. чтобы стаскивать выдернутыя кочерыжки въ одно мсто къ изб. Третій мужикъ, худой и длинный, рябой и черный, съ еле растущей бородкой, по имени Евилъ, стоялъ и почесывался.

— Зря и выдергивать-то будемъ эти кочерыжки… бормоталъ онъ. — Помилуйте, зачмъ? Когда гряды копать начали-бы, то кочерыжки заступами-бы и выворачивали, а бабы ихъ собирали-бы и таскали куда слдоваетъ.

— Понимаешь ты, чтобы хозяину угодить, возразилъ мужикъ съ бородой лопатой. — Очень ужъ обидно ему, что рабочіе до солнечнаго пригрва должны безъ дла сидть. Ну, да вдь надсажаться особенно не будемъ. Что сдлаемъ, то и ладно. Эй ты! Желтый платокъ! Ты землю-то съ корней оббивай, а не бросай кочерыжку съ землей. Коли ежели такъ, то будетъ не ладно. Какъ тебя звать-то?

— Акулиной, отвчала женщина.

— Ну, такъ вотъ оббивай землю, Акулинушка.

— Да вишь, она примерзши, голубчикъ. И въ самомъ дл не слдъ-бы въ морозъ-то….

— Мало-ли что примерзши. А ты все-таки оббивай. А то что-жъ зря землю-то съ мста на мсто на носилкахъ перетаскивать! Тоже вдь это нудно.

— Хорошо, хорошо, милый. Тебя-то какъ звать? спросила въ свою очередь женщина.

— Спиридономъ.

— Спиридономъ? Ну? Да неужто? А у меня въ деревн мальчикъ Спиридонъ у свекрови остался. Вотъ поди-жъ ты, какъ пришлось. Ладненькій такой мальчикъ, приглядненькій. Вотъ что ни хожу, что ни сижу, а сама все объ немъ думаю. Сегодня ночью даже во сн его видла. Давеча начала хлбъ жевать — сейчасъ первыя мысли объ немъ: что-то мой мальчикъ въ деревн? сытъ-ли онъ, голубчикъ? Всего вдь только четвертый мсяцъ пошелъ ему, а я отъ груди отняла его и на старухины руки отдала. Кабы не бдность наша такая, такъ, кажется, ни въ жизнь-бы… Голосъ Акулины дрогнулъ. Она перестала выдергивать кочерыжки, стояла и слезилась, отирая глаза кончикомъ головнаго платка.

— Тужить нечего, отвчалъ Спиридонъ. — Вдь, поди, у своихъ оставила, а не у чужихъ?

— У своихъ, у своихъ. Свекровь взялась няньчить. Но каково ему, родименькому, на соск-то!

— И на соск въ лучшемъ вид выживаютъ. А то вдь, поди, и рожокъ съ молокомъ…

— Въ томъ-то и дло, Спиридонушко, что корову-то мы еще съ осени продали. Вдь ныншній годъ у насъ не приведи Богъ какая безкормица. Отъ безкормицы и пришли сюда. Молоко… Кабы было у насъ молоко, то я-бы и не горевала такъ особенно, а въ томъ-то и дло, что у насъ молока нтъ. Разв что ужъ свекровь у добрыхъ людей раздобудется молокомъ-то. Авось добрые люди помогутъ. Узжая, я просила старостиху: «не дай, Митревна, погибнуть ребеночку, удляй ему кой когда молочка отъ вашей коровы». Она-то общала, а вотъ мужъ-то ейный, староста-то нашъ, золъ на насъ изъ-за податей.

— Неисправны? поинтересовался Спиридонъ.

— Какъ тутъ быть исправнымъ, Спиридонушко, коли эдакая голодуха!

— Везд нон неисправность. И у насъ вотъ тоже въ Ростовскомъ узд.

— А вы ростовскіе будете?

— А то какъ-же… Прирожденные огородники, настоящіе капустники. Мы отъ хозяина-то нашего всего восемнадцать верстъ.

— Земляки, стало быть?

— Даже одной волости.

— Такъ и у васъ нон трудно?

— Трудно. Я съ Благовщеньева дня по Покровъ за сто десять рублей у него подрядившись. Тридцать пять рублей при отъзд онъ мн на руки далъ, половину я на паспортъ и на дорогу… а половину семь далъ — тмъ и будутъ живы.