На заработках

Кой-гд раздавалось уже всхрапываніе, когда Арина принялась хлебать щи и кашу. По заведенному порядку, стряпуха ла отдльно, послдняя. Повши въ охотку, она принялась мыть и убирать посуду, гремя котломъ и чашками, но это не мшало уснувшимъ уже рабочимъ спать крпчайшимъ сномъ. Храпнье и присвистываніе носомъ сливалось изо всхъ угловъ воедино. Убравшись съ посудой, Арина присла на лавку въ головахъ одного изъ мужиковъ и, прислонившись къ стн, и сама начала дремать. Она вскор заснула. Видлась ей родимая деревня, въ конецъ покосившаяся ихъ старая изба съ закопченными стнами, хрюканье двухъ тощихъ поросятъ подъ лавкой, которыхъ передъ самымъ ея отъздомъ продали кабатчику за полтинникъ, чтобъ эти деньги дать ей, Арин, на харчи въ дорог. Представлялась ей плачущая ея мать, прощающаяся съ ней и благословляющая ее въ путь. Слышались ей слова матери: «смотри, Арина, соблюдай себя въ Питер, береги себя». А отецъ стоялъ мрачный поодаль и прибавилъ: «А коли ежели мы что про тебя отъ земляковъ узнаемъ непутевое, то ты такъ и знай, что я шкуру съ тебя спущу, когда ты домой по осени вернешься». Видлось ей, какъ ее вмст съ товарками по путешествію всей семьей проводили до околицы, какъ отецъ и мать опять прощались съ ней, какъ она, Арина, и сама плакала, какъ она шла и оборачивалась къ околиц, какъ тамъ стояла ея мать съ груднымъ ребенкомъ въ пазух армяка и долго долго крестила ее въ слдъ.

— Вставать, вставать, любезные! Полно вамъ дрыхнуть! Два часа уже… За работу пора! раздавался хозяйскій голосъ изъ-за перегородки — и Арина проснулась.

Мужики и бабы медленно поднимались съ пола и скамеекъ и почесывались. Вскочила и Арина съ лавки и стала протирать глаза. Хозяинъ вышелъ изъ-за перегородки и заходилъ по изб, стуча новыми сапогами и набивая себ трубку. Акулина распахнула дверь на дворъ — и въ избу ворвалась струя свжаго, весенняго солнечнаго воздуха. Акулина первая поплелась на работу, за ней стали выходить и другія женщины, и мужики. Ардальонъ Сергевъ говорилъ:

— А стряпка пусть въ изб останется. Ужотка надо будетъ самоваръ ставить, а теперь пусть-ка возьметъ мои дв рубахи, что вчера вымыла, да хорошенько на скалк валькомъ ихъ прокатаетъ. Ариша! Слышишь?

— Слышу, хозяинъ, отвчала Арина, слегка потягиваясь.

VIII

По уходъ рабочихъ на огородъ, Ардальонъ Сергевъ и самъ отправился присмотрть за ними. Потолкавшись около парниковъ. въ которыхъ уже росли овощи, отдавъ приказъ, дабы зажечь приготовленный для новыхъ парниковъ и уже остывшій конскій навозъ, путемъ прибавленія къ нему нсколькихъ карчагъ кипятку, онъ снова вернулся въ избу. Арина, стоя около стола, катала валькомъ на скалк его рубахи, поминутно поплевывая на правую руку, дабы изъ нея не выскользалъ валекъ. Она разгорячилась отъ работы, на здоровомъ ея хоть и съ узенькими глазами и съ сильно вздернутымъ носомъ, но все-таки миловидномъ молодомъ лиц игралъ яркій румянецъ. Ардальонъ Оергевъ остановился предъ ней нсколько въ отдаленіи и сталъ смотрть на нее, слегка улыбаясь. Арина, видя его взглядъ, направленный на нее въ упоръ, сначала потупилась, а потомъ отвернулась. Ардальонъ Сергевъ замтилъ это и сказалъ:

— А ты чего мурло-то отъ меня воротишь, писаная? Вдь не съмъ.

Арина промолчала.

— Коли хозяинъ къ теб ласковъ и улыбки на тебя строитъ, и ты должна къ нему улыбки… продолжалъ Ардальонъ Сергевъ. — А еще денегъ впередъ просишь! Ласковое телятко дв матки. сосетъ. Эту пословицу, кажется, должна знать.

— Да я не ворочу мурла, а вы такъ ужъ очень пронзительно смотрите… тихо отвчала Арина.

— Пронзительно! Коли пронзительно смотрю, значитъ есть у меня къ теб уваженіе. Брось-ка катать. Успешь еще… Да ставь самоваръ. Чаю мы съ тобой пока до рабочихъ-то напьемся. Тмъ еще не скоро пить по положенію, а у меня инда въ глотк пересохло — до того пить хочется. Пересолила ты щи-то, что-ли.

— Кажется, я въ мру солила.

— Въ мру! Влюбившись въ кого, что-ли, что сильно солишь?

— Ну, вотъ… Въ кого-жъ мн влюбившись быть? Намъ не до любви.

Арина слегка хихикнула.

— Ну, то-то… сказалъ хозяинъ и прибавилъ:- А то вдь иныя нарочно сильно солятъ, потому солью, коли ежели съ лукавыми словами, можно приворожить. Смотри, не приворожи хозяина.

— Ну, вотъ… чтой-то вы говорите, Ардальонъ Сергичъ!..

— Я дло говорю. Смотри у меня! Ну, ставь, ставь самоваръ-то!

Арина принялась наливать ведерный самоваръ водой, навалила въ трубу его углей и заженныхъ лучинъ, загремла трубой. Ардальонъ Сергевъ сидлъ на лавк близъ Арины, косился на нее и покуривалъ трубку. Арина, очевидно, ему нравилась. Наконецъ онъ не выдержалъ, и когда та раздувала уголья въ самовар, потянулся къ ней и тронулъ ее рукой. Арина стояла къ нему спиной, прикосновеніе его руки къ ней было неожиданно, а потому она взвизгнула и уронила желзную трубу. Хозяинъ засмялся.

— Ну, чего визжишь, какъ поросенокъ! Вдь не шпарятъ тебя. Иди сюда, я тебя поглажу, пробормоталъ онъ.

— Да что это вы, Ардальонъ Сергичъ, все пристаете, право…

— А то что-же? Должна быть даже благодарна, коли хозяинъ пристаетъ.

— Да я вовсе этого не хочу, потому я не такая…