На заработках

Лавочка вскор была найдена, хоть и не та, которую Акулина и Арина видли раньше. Она была на шоссе въ деревянномъ росписномъ дом. Въ окна лавочки виднлись чайныя чашки, разставленныя на подоконникахъ, апельсины и лимоны, положенные на рюмки. Тутъ-же лежали большіе ситные блые хлбы.

— Эхъ, ситники-то важные! — слегка облизнулась Арина при вид ситныхъ хлбовъ.

— До ситниковъ-ли намъ, милая, теперь! — оборвала ее Акулина. — Дай-Богъ и чернымъ-то хлбомъ зобы набить.

— Да вдь я, Акулинушка, только такъ… Я знаю, я понимаю. Такіе-ли наши капиталы, чтобы ситный хлбъ сть! Быть-бы живу.

У крыльца лавочки стояли дв крестьянскія телги, изъ которыхъ торчало что-то увязанное въ рогожи. Разнузданныя лохматыя лошаденки ли сно, положенное прямо на землю. Сами владльцы этихъ телгъ — мужикъ и баба сидли на крыльц и уписывали съ бумаги изрзанную на куски астраханскую селедку, задая ее хлбомъ. Акулина и Арина зашли въ лавку и, купивъ себ три фунта хлба, услись тутъ-же на крыльц и стали жадно пожирать хлбъ. Прозжіе мужикъ и баба, съвъ селедку, принялись пить квасъ, который имъ вынесъ въ жестяномъ ковш лавочный мальчишка. Арина соблазнилась квасомъ и спросила бабу:

— А почемъ здсь, тетенька, квасъ? Мы не здшнія, такъ не знаемъ.

— Да вотъ на копйку-то даже не полный ковшъ дали. Здсь все дорого, отвчала баба.

— Кваску-то, Акулинушка, на копйку все-таки купимъ, шепнула Арина Акулин.

— Эка ты, двка, лакомка, посмотрю я на тебя, пробормотала Акулина. — Ну, да ужъ ладно, купимъ. Вотъ только хлбъ дожуемъ.

Прозжая баба, посмотрвъ на Акулину и Арину, спросила ихъ, откуда он, куда идутъ и, узнавъ всю подноготную, сказала:

— Трудно нон въ Питер насчетъ заработковъ. Да и рано вы пришли въ Питеръ насчетъ заработковъ. Надо-бы позже, такъ къ началу мая мсяца. Конечно, вы отъ голодухи, но все-же лучше было-бы до Еремя-то запрягальника промаячить.

— Намъ-бы хоть какую-нибудь работу, проговорила Арина. — Мы вотъ на Никольскій рынокъ пойдемъ, такъ зарываться не станемъ. — На огородъ, такъ на огородъ, поломойничать, такъ поломойничать, на фабрику, такъ на фабрику.

— Отъ Никольскаго рынка, милая, на фабрики не берутъ. Тамъ либо на огородъ рядятъ, либо въ прислуги.

— Ну, въ прислуги.

— А ты длать-то что-либо по домашеству умешь-ли? Вдь въ прислуги берутъ, такъ тоже спрашиваютъ, чтобъ все умла, что около господъ требуется.

Узжая отъ лавочки, мужикъ и баба разсказали Акулин и Арин, какъ пройти къ Никольскому рынку. Напившись квасу, Акулина и Арина отправились въ путь. По дорог имъ попались еще два-три огорода. Он заходили на нихъ, но тамъ жили только хозяева съ двумя-тремя работниками, которые и исполняли первоначальныя весеннія огородныя работы. Женщинъ-же работницъ покуда еще не требовалось.

Только часу въ четвертомъ дня пришли Акулина и Арина къ Никольскому рынку и расположились подъ навсомъ на скамейк среди десятка бабъ и мужиковъ, также какъ и он ожидающихъ найма. Акулина и Арина были сильно уставши. Сегодня имъ пришлось пробродить боле десяти верстъ.

XVI

Какъ только Акулина съ Ариной появились подъ навсомъ около никольскаго рынка, на нихъ тотчасъ-же было обращено вниманіе всхъ присутствовавшихъ тамъ мужчинъ и женщинъ. Вс начали коситься на нихъ и осматривать ихъ съ ногъ до головы.

— А бабья-то таки подваливаетъ, произнесъ рослый старикъ-носильщикъ типа николаевскихъ солдатъ съ пробритымъ, начинающимъ поростать сдой щетиной подбородкомъ, и кивнулъ на Акулину и Арину бродячему сапожнику, чинившему ему сапогъ. Такъ какъ одинъ сапогъ былъ у сапожника, то носильщикъ вслдствіе этого былъ на одну ногу босъ. Одтъ онъ былъ въ рваную кожаную куртку, опоясанную въ нсколько разъ толстою веревкой, на одномъ конц которой вислъ кожаный набитый мочалой тюфячекъ для ношенія тяжести на голов. Сапожникъ, постукивавшій молоткомъ по подошв сапога, отвчалъ:

— Да, братъ, голодуха-то не свой братъ. Изъ всхъ щелей лзутъ. Страсть, что этой самой бабы ныншнимъ лтомъ въ Питеръ припретъ. Вдь вотъ наши, тверскія, еще не тронулись, а и наши полезутъ. Вы каковскія, сестрицы, будете? спросилъ онъ Акулину и Арину.

— Боровичскія, Новгородской губерніи, милый человкъ.

— Пшкомъ въ Питеръ-то пришли?

— Ино пшкомъ, ино по желзной дорог.

— Такъ. Порядокъ извстный. Многія нон изъ-за голодухи пшкомъ придутъ.

Разговоръ прескся. Находившаяся подъ навсомъ баба торговка, продававшая съ лотка соленую рыбу и хлбъ, крикнула Акулин и Арин:

— Трески, тресочки, умницы! Рыбки съ хлбцемъ позоблить не хотите-ли?

— Обдали ужъ, благодаримъ покорно, отвчала Акулина.

— А ты такъ, безъ обда пошь. Охъ, чтой-то у меня нон за покупатели скупые! И десяти фунтовъ рыбы съ утра не продала.

— Продай въ долгъ безъ отдачи, такъ куплю, а то на какіе шиши, коли вотъ я второй день безъ найма здсь сижу! откликнулась пожилая баба съ головой, закутанной въ срый байковый платокъ.

— Плохи наймы-то, милая? спросила бабу въ платк Акулина.

— Да почитай что никто не рядитъ, а вотъ ужъ я со вчерашняго сижу. За четыре рубля-бы, кажись, въ мсяцъ на своемъ горячемъ куда-нибудь въ кухарки пошла.

— Господи Іисусе! Да что-же это такъ?