На заработках

— Охъ, и не говори умница! И у меня въ деревн у свекрови мальчикъ, заговорила она. — Нынче зимой подъ Спиридоновъ день я его родила. День и ночь о немъ думаю, какъ онъ теперь на соск лежитъ. Конечно свекровь — родня, да вдь все-же не мать. А главное, что онъ на соск-то. Вдь всего только четвертый мсяцъ, а я ужъ его отъ груди отняла и на соску посадила. Мальчикъ-то слабенькій. Ангелъ изъ себя, а слабенькій.

Слезы еще больше стали подступать къ горлу Акулины и она навзрыдъ заплакала.

— Никто какъ Богъ, Акулинушка, никто какъ Богъ, утшала ее Фіона, а сама продолжала заливаться слезами.

— Не выживетъ… на соск не выживетъ… прошептала Акулина.

— Ну, вотъ… Съ перваго мсяца, случается, что на соскахъ поднимаютъ.

Въ короткое время Акулина разсказала все нерадостное положеніе своей семьи въ деревн и прибавила:

— Пять рублевъ общалась имъ къ Николину дню въ деревню на подмогу послать, а вотъ гд такія деньги взять! Смотри безработица. На огородахъ не везд еще начинали работать, а гд начали, такъ изъ за пятіалтыннаго въ день, а то такъ прямо только изъ-за харчей покуда берутъ. Бда, чистая бда.

Часу въ одиннадцатомъ дв комнаты, отдаваемыя хозяйкой, стали наполняться жильцами, Въ комнат, гд сидли Акулина съ Ариной и гд имла койку Фіона, жили только женщины. Въ комнат рядомъ, въ которую, какъ и въ эту комнату, нужно было проходить черезъ узенькій корридоръ, идущій изъ кухни, обитали мужчины. Тамъ уже громыхали сапогами и слышалась крпкая ругань. Сама хозяйка съ мужемъ, работающимъ гд-то на фабрик, жили въ кухн, гд за ситцевой занавской помщалась ихъ кровать. Мужъ тоже ужъ пришелъ съ фабрики и слышно было, какъ онъ и жена гремли посудой, ужиная. Ужинали и обитательницы женской комнаты. Почти вс ли большія астраханскія селедки съ хлбомъ, такъ какъ былъ постъ, и вслдствіе этого комната пропахла селедками. Развшанные у коекъ для просушки чулки жилицъ также издавали свой специфическій запахъ прлью. Изъ мужской комнаты черезъ корридоръ пробирался махорочный дымъ. Воздухъ становился сильно спертымъ. Огонь въ жестяной лампочк сталъ горть тускле. Къ ламп подсла жилица-папиросница, пришедшая съ фабрики, молодая еще женщина съ сильно испитымъ лицомъ и, покашливая, принялась чинить какую-то ветошь, наскоро зашивая ее иголкой. Жилица-старуха перекликалась черезъ перегородку съ мужчиной изъ мужской комнаты и просила его написать куда-то прошеніе о помощи на бдность.

— Завтра, бабушка, завтра вечеромъ. Сегодня усталъ какъ собака, да и бумаги нтъ, отвчалъ изъ мужской комнаты басистый хриплый голосъ.

— Бумагу-то можно и купить. Лавочки еще незаперты. Сходи, Меркулъ Иванычъ, купи. Вдь я не даромъ прошу, стояла на своемъ старуха. — Я теб гривенничекъ на вино пожертвую,

— Знаю я. На этомъ благодаримъ покорно. Но, понимаешь ты, сегодня просто ноги подломились — вотъ до чего усталъ. Чего теб приспичило! Успешь еще прошеніе-то подать. Времени еще много.

— Много! Много и нужно. Прошенія надо заране передъ праздникомъ подавать. Пока прочтутъ, пока придутъ меня осматривать. Ты мн, голубчикъ, два прошенія напиши, есть еще одно мсто, куда можно подать, а я теб за это пятачекъ еще прибавлю.

— И два напишу, только не сегодня. Я вотъ летъ на койку — и подняться не могу, до того спину ломитъ. Да и пригрлся таково важно.

Старуха умолкла, умолкъ и басистый жилецъ. Въ мужской комнат звякнула посуда и заговорили другіе голоса.

— Гд денегъ-то взялъ, что водку пьешь? Вдь не было ни копйки.

— У извощика три гривенника выигралъ. Больше-бы выигралъ, такой козыристый попался, что страсть, да товарищи, другіе извощики отъ меня оттащили. Работы нтъ, такъ хоть билліардомъ брать; благо руку набилъ.

— Поднеси полстаканчика. Я тебя самъ завтра попотчую.

— Вишь ты какой! И всего-то только я себ на гривенникъ купилъ, чтобы на сонъ грядущій…

— Я теб за полстаканчика завтра цлый пятачковый стаканчикъ… Ей-ей…

— Надуешь.

— Вотъ т Христосъ!

— Ну, пей.

Акулина и Арина начали звать. Сонъ такъ и клонилъ ихъ, Фіона, убравъ посуду, сидла уже на койк и мазала себ какой-то мазью ноги.

— Прикурнуть-то ужъ можно намъ, умница? спросила ее Акулина.

— Идите въ корридоръ да и стелитесь. Теперь тревожить ногами не будутъ. Жильцы, кажись, ужъ вс собрались.

Акулина и Арина захватили котомки и отправились въ корридоръ. Корридоръ былъ узкій и, начавъ укладываться въ немъ къ стнк, он заняли почти всю ширину его. Заслыша, что он копошатся въ корридор, вошла хозяйка.

— У насъ, милая, такой порядокъ, что за ночлегъ впередъ беремъ. Давайте по пятачку, сказала она.

Акулина ползла въ карманъ за деньгами и отдала хозяйк гривенникъ.

— Денегъ-то ужъ у насъ, Аришенька, очень немного осталось, шепнула Акулина Арин по уход хозяйки:- Вдругъ ежели мы завтра этого барина, который насъ нанималъ, не сыщемъ и безъ работы останемся, что тогда?