На заработках

— Такъ самое лучшее въ ночлежный домъ, у кого пятачекъ есть. За эти деньги даже покормятъ и чаемъ попоятъ, предложила женщина съ синякомъ подъ глазомъ. — Вотъ и отправимся. Иногда тамъ мстовъ не бываетъ, но ежели пораньше придти, то про всхъ мста хватитъ.

— А далече, милая, отсюда этотъ ночлежный домъ? — спрашивали демянскія женщины,

— Да ужъ куда ближе, чмъ на Лиговку-то переть.

— Ну, такъ пойдемте, бабоньки?…

— Да, конечно, пойдемте. Она знаетъ, она бывалая.

— Еще-бы! Вс ночлежные дома произошла, похвасталась женщина съ синякомъ подъ глазомъ. — Въ одномъ дом для всхъ ночлега не найдемъ, такъ въ другой сведу. Не везд только кормятъ, чаемъ-то поятъ на ночлег, а ужъ переночевать гд — найдемъ. Коли ежели безъ ды да безъ чаю, то и за три копйки ночлегъ вамъ сыщу.

Вс тронулись въ путь подъ предводительствомъ женщины съ синякомъ подъ глазомъ. По улиц шла цлая толпа женщинъ съ котомками и мшками за плечами. Къ этой толп примыкали и Акулина съ Ариной.

XXIV

Женщина съ синякомъ подъ глазомъ была предводительшей толпы бабъ по дорог въ ночлежный домъ. Она шла впереди всхъ, поминутно оглядывалась и торопила товарокъ. Сначала он шли по тротуару, но первый-же городовой согналъ ихъ на мостовую, сказавъ, что по тротуару съ ношей ходить не велно. Пришлось идти по мостовой. Деревенскія женщины, непривычныя къ булыжному камню, торопясь, то и дло спотыкались и поправляли съзжавшіе съ плечъ мшки и котомки. Проходя мимо церквей и часовенъ, он останавливались и крестились. Женщина съ синякомъ подъ глазомъ и здсь торопила. ихъ.

— Скорй, скорй, а то опоздаете! Поторапливаться надо. Въ ночлежный домъ, гд за пятакъ и чаемъ поятъ, очень многіе льстятся, а потому мста надо захватывать пораньше, говорила она, крестясь на ходу.

Извощики, видя толпу женщинъ, подшучивали надъ ними и кричали:

— Эй, бабье войско! Пушку потеряли!

Женщины смялись и шли дале. Когда он пришли, ночлежный домъ еще былъ запертъ для ночлежниковъ, но у входа на лстницу уже стояла толпа человкъ въ пятнадцать, большей частью мужчинъ. Женщинъ всего было только дв или три.

— Въ самый разъ попали… Еще не пускаютъ въ нутро-то. Здсь съ восьми часовъ пускаютъ. Теперь попадемъ. Вс будемъ въ одномъ мст ночевать, сказала женщина съ синякомъ подъ глазомъ. — Становитесь только ближе ко входу и не пускайте никого изъ чужихъ впередъ.

Женщины навалились на двери. Дв-три изъ нихъ сняли съ себя котомки, положили ихъ на землю и приготовились было садиться на нихъ, но женщина съ синякомъ подъ глазомъ запретила это длать.

— Нтъ, такъ нельзя. Надо плечо въ плечо сомкнуться, а то живо кто-нибудь забжитъ впередъ и тогда нкоторыя изъ нашихъ могутъ не попасть сюда на ночлегъ! кричала она. — Здсь впускаютъ по счету, здсь женскихъ мстовъ не много.

Около ночлежнаго дома бродилъ разносчикъ съ корзинкой и продавалъ желающимъ хлбъ и куски варенаго соленаго судака. Двое мужчинъ изъ числа ожидающихъ закусывали, отщипывая крохотными кусочками купленную рыбу и отправляя ее въ ротъ, остальные курили, накуриваясь на всю ночь, такъ какъ въ ночлежномъ дом курить открыто не дозволяется. Въ большинств случаевъ одна папироска ходила по тремъ-четыремъ ртамъ. И какихъ, какихъ только одеждъ не было у этихъ чающихъ ночлега мужчинъ! Тутъ были и рваныя сермяги, и пестрядинные штаны, заправленные въ худые стоптанные сапожонки, были опорки, одтые на босую ногу, были дырявые валенки и даже туфли, сплетенные изъ суконныхъ покромокъ и подшитые кожей отъ чайныхъ цибиковъ. У нкоторыхъ сквозь прорхи ветхой одежды сквозило голое тло. Въ особенности это выдлялось у двухъ ночлежниковъ, одтыхъ въ городскіе костюмы. Одинъ былъ въ легкомъ, когда-то гороховомъ, пальто, опоясанномъ мочальной веревкой, такъ какъ оно не имло ни одной пуговицы. Около горла, по воротнику, оно было стянуто какой-то грязной тряпицей, но все-таки настолько плохо стянуто, что сквозила голая мохнатая грудь. Владлецъ этого пальто имлъ на голов дтскую жокейскую, когда-то свтло-синюю фуражку, которая еле-еле держалась у него на макушк. Другой былъ въ мятомъ плюшевомъ цилиндр на голов и въ женской ситцевой ватной кацавейк, подпоясанной ремнемъ, изъ короткихъ рукавовъ которой выглядывали красныя жилистыя руки.

Мужчины все прибывали и прибывали. Пришелъ какой-то пьяный усатый человкъ въ рваной кожаной куртк и въ валенкахъ и хриплымъ голосамъ сталъ балагурить.

— Три двугривенныхъ, братцы, удалось сегодня съ гробовщика содрать. Человкомъ съ фонаремъ впереди ходилъ… Сорокъ копекъ отъ гробовщика да двадцать копекъ съ сродственниковъ покойника очистилось, а вотъ теперь всего только пятакъ на ночлегъ остался да три папироски. Яко благъ, яко нагъ, яко нтъ ничего. Все спустилъ за упокой господина покойничка! говорилъ онъ.

— Куда ты пьяный-то лзешь! Вдь не впустятъ.

Здсь строго, замчали ему другіе мужчины.

— Да будто я пьянъ? О!

— Конечно-же пьянъ. А то нтъ, что-ли?

— Ну, коли по вашему пьянъ, то притворюсь трезвымъ — вотъ и не замтятъ.

— Какъ-же не замтятъ-то, коли ты шатаешься.

— Я шатаюсь? А хочешь, я сейчасъ по одной половиц пройду?

— Иди, иди прочь съ Богомъ.