На заработках

— Разгасилась, заболла… сказали про нее ему женщины. — Даже головы не можетъ поднять.

Прикащикъ прищелкнулъ языкомъ.

— Слабосильная команда… пробормоталъ онъ. — Ну, этого мы не любимъ. Тащите ее въ больницу, коли такъ, a то еще умретъ, чего добраго, здсь на двор.

— Милый, она отлежится. Позволь ей часикъ полежать. Она отлежится и примется за работу, a мы ужъ вс огуломъ за нее теб наверстаемъ, обратилась къ нему Арина и вскинула на него умоляющій взоръ.

— Гд отлежаться, коли даже вся лицомъ почернла! Да вотъ еще что… Эй, вы! Чей это y васъ тамъ въ сара ребенокъ пищитъ?

— Мой, голубчикъ, мой… Прости… испуганно заговорила Домна.

— Какъ-же ты не сказала мн утромъ, что ты съ ребенкомъ?

Домна виновато молчала.

— Ну, зналъ-бы, что ты съ ребенкомъ, такъ не взялъ-бы тебя на работу, продолжалъ прикащикъ.

— Да вдь онъ, голубчикъ, не мшаетъ мн на работ-то, пробормотала Домна.

— Разсказывай еще! Шесть разъ въ день грудью покормишь — вотъ ужъ полтора часа изъ рабочаго дня съ костей долой… Скажите на милость, приходятъ съ ребятами и прячутъ ихъ!..

Прикащикъ потоптался еще нсколько времени подъ навсомъ и удалился.

XL

Акулина такъ и не могла уже работать посл полудня. Вплоть до окончанія работъ на тряпичномъ двор пролежала она на тряпкахъ подъ навсомъ въ бреду. При расчет прикащикъ расчиталъ ее за полъ-дня, то есть далъ ей всего гривенникъ. Такъ какъ женщины поршили уже ночевать на этотъ разъ на постояломъ двор, то на постоялый дворъ повели Акулину подъ руки. Она была до того слаба, что еле переступала ногами и то и дло просилась приссть. Ее нсколько разъ сажали по дорог на тротуар около домовъ и, наконецъ, привели на постоялый дворъ. Хозяйка постоялаго двора, разбитная женщина, какъ увидала Акулину, такъ и замахала руками.

— Охъ, не пущу, не пущу съ больной! крикнула она. — Ведите ее, куда хотите, a ночевать я ее не пущу.

— Да куда-же, милая, мы ее поведемъ-то? заговорили женщины:- Вдь это товарка наша. Ей дться некуда.

— A мн какое дло? Ведите ее въ больницу.

— Да зачмъ-же въ больницу-то, умница, коли она къ завтрешнему дню въ лучшемъ вид отлежится! Ее теперь только чайкомъ попоить, потомъ полушубкомъ прикрыть и она къ завтрему будетъ здорове здоровой.

— Нтъ, нтъ, Богъ съ ней. Почемъ знать, можетъ быть y ней какаянибудь прилипчивая болзнь, a y меня дти. Пристанетъ, такъ и горя не оберешься. Ведите въ больницу.

Арина бросилась хозяйк постоялаго двора въ ноги.

— Голубушка! Дай ей переночевать, повремени до завтраго… слезливо просила она за Акулину. — Завтра, ежели ей не полегчаетъ, мы ее приберемъ куда-нибудь, а теперь дай переночевать. Ну, гд теперь, на ночь глядя, тащить ее въ больницу!

Хозяйка была непреклонна. Вышелъ мужъ хозяйки, рослый мужчина въ красной кумачевой рубах, пестрой жилетк и скрипучихъ сапогахъ съ наборомъ на голенищахъ. Женщины обратились къ нему съ просьбой. Арина опять упала въ ноги и заголосила. Хозяинъ погладилъ бороду, посмотрлъ на сидящую на лавк Акулину и сказалъ:

— Можетъ y ней та самая болзнь, что вотъ теперь полицейскіе по помойнымъ ямамъ ищутъ, такъ какъ-же ночевать-то пустить? Нынче строго.

— Да вотъ и я тоже самое говорю, подхватила хозяйка.- A вдругъ за ночь-то умретъ? Вдь тогда хлопотъ не оберешься. Беремъ-то за ночлегъ пятачокъ, a умри она — вскочитъ и въ красненькую бумажку.

— Да полно теб, матушка. Ты вотъ увидишь какъ она завтра вскочитъ, какъ встрепанная, уговаривали хозяйку женщины.

Хозяинъ наклонился къ Акулин и сталъ задавать ей вопросы, стараясь узнать гд и какое мсто y нея болитъ, но Акулина сидла свсивъ на грудь голову и безмолвствовала.

— Просто она застудилась — вотъ вся ея и болзнь, отвчали за Акулину женщины. — Ночевали видишь-ли, мы дв ночи въ холодномъ сара, а по ночамъ-то нон стужа — вотъ она и застудилась. Ей теперь въ тепл отойти и пропотть малость, такъ она здорове здороваго будетъ, право слово. Пожалйте ее бдную, господа хозяева, не гоните.

— Голубчики вы мои, заставьте за васъ Богу молить! взвыла опять Арина.

— Да ты что такое? Ты ей дочь, что-ли? спросилъ Арину хозяинъ.

— Нтъ, просто землячка, сосди мы, милый, по деревнямъ-то, ну, и въ сватовств приходимся.

Хозяинъ сталъ шептаться съ хозяйкой.

— Въ сни впущу, a въ горницы не пущу. Пускай въ сняхъ ночуетъ. Сни y насъ теплыя, рубленыя, ршила наконецъ хозяйка. — Коли ежели что, можетъ полушубкомъ укрыться.

Женщины были благодарны и за сни и тотчасъ повели Акулину укладывать спать.

Постоялый дворъ помщался въ ветхомъ деревянномъ дом. Въ сняхъ, состоящихъ изъ стеклянной галлереи съ кой-гд выбитымъ въ переплетахъ стеклами, стояли опрокинутыя кадушки, квасныя бочки, кадка съ водой, лежали дрова и стоялъ куль съ углями. Недостающія, впрочемъ въ переплетахъ етекла были замнены синей сахарной бумагой и въ сняхъ было не особенно холодно. Хозяинъ сжалился надъ Акулиной и для подстилки далъ ей войлокъ, женщины отдали ей два имвшихся y нихъ полушубка и три сермяжныхъ армяка — и изъ всего этого была устроена на полу постель для Акулины. Арина ршила ночевать вмст съ ней.

Уложивъ Акулину и прикрывъ ее полушубками, женщины стояли надъ ней и спрашивали: