— За четырнадцать сажень девятки, которую вы вытаскивали изъ воды, по полтин — выходитъ семь рублей, да тридцать шесть сажень швырку по четвертаку — девять. Вотъ записка на шестнадцать рублей. Пусть кто-нибудь сходитъ въ контору къ коммиссіонеру. Деньги у насъ коммиссіонеръ выдаетъ въ контор.
Женщины пріуныли.
— Да намъ, голубчикъ, сейчасъ деньги надо. Издержались въ конецъ. Хлба на завтра не на что купить, заговорили он.
— Сейчасъ и получите. Ступайте только въ контору къ коммиссіонеру, сказалъ прикащикъ.
— А гд эта контора?
— Да въ той-же деревн, гд я живу, только подальше. Идите скорй. Коммиссіонеръ дома. Я уходилъ, такъ онъ чай пилъ. Сейчасъ и отдастъ. У насъ насчетъ денегъ задержки нтъ.
У женщинъ отлегло отъ сердца. Въ первое время он поняли такъ, что коммисіонеръ живетъ гд-нибудь далеко и денегъ сегодня получить нельзя.
Анфиса тотчасъ-же побжала въ деревню. Вернулась она черезъ часъ, когда уже стемнло, вся сіяющая.
— Получила!.. выговорила она, еле переводя духъ, вынула изъ кармана кредитныя бумажки и торжественно потрясала ими при свт костра.
— Господи! Сколько денегъ-то, Анфисушка! съ замираніемъ сердца произнесла Арина.
Остальныя женщины тоже широко улыбнулись.
— По скольку-же это на сестру-то придется? По скольку-же мы въ день заработали? быстро спрашивали вс.
— А вотъ сейчасъ расчитаемъ, отвчала Анфиса, окинула глазами пылающій костеръ и прибавила:- Только что-же это вы?.. Костеръ зажгли, а варева не варите. Вдь тамъ въ мшечк есть еще крупа.
— Да въ чемъ варить-то? Ходили къ Андрею за котелкомъ, но онъ съ товарищемъ самъ варитъ себ въ котелк хлебово. Они рыбы на удочки наловили. Толкались къ другимъ сосдямъ — не даютъ, отвчали женщины.
— Надо безпремнно свой котелокъ купить, заговорила Анфиса. — Надо и ложекъ купить и ведерко. Нельзя каждый день у людей посудой побираться.
— Да ужъ это завтра купимъ, а сегодня подимъ какъ-нибудь одного хлбца, отвчали женщины и опять стали спрашивать Анфису:- Старостиха! Сколько-же пришлось каждой изъ насъ?
— А вотъ сейчасъ. Будемъ ужинать, такъ и сочтемъ. Вы, двушки, приготовьте себ бирки изъ щепы или изъ палочекъ. Надо будетъ намъ по биркамъ считаться, зарубки и крестики на нихъ длать, а то собьемся и выдетъ ссора. Бирка — любезное дло.
Поршено было сдлать бирки. Сли вокругъ костра, начали ужинать хлбомъ, запивая его водой, и принялись считаться. Считались долго. Были пущены въ ходъ и щепки, и камушки, но все-таки настоящимъ манеромъ сосчитаться не могли.
— Ежели Андрею за сегодня не вычитать, что онъ не работалъ съ нами, то выходитъ по рублю тридцати пяти копекъ на каждаго — вотъ какой мой расчетъ.
— Да такъ-ли? усумнилась Фекла. — По моему, не выходитъ.
— Считай. Двнадцать насъ человкъ вчера было — по рублю: двнадцать рублей, да ежели прикинуть еще по три гривенника. Ну, возьми камушки, да и клади въ рядъ, а потомъ сочтешь, поясняла Анфиса.
— Врно, врно. Что тутъ считать! послышались одобрительные голоса. — Мы вотъ что сдлаемъ: мы сами себ возьмемъ по рублю съ тремя гривенниками, а пятачки Андрею за вчерашнюю работу дадимъ. Одиннадцать насъ женщинъ — Андрею одиннадцать пятачковъ за его подмогу. Сколько это ему придется? Десять пятачковъ — полтина, да одиннадцатый пятакъ… Пятьдесятъ пять… Обижаться будетъ — рубаху ему постираемъ. Себ за два дня по рублю тридцати, а Андрею за вчерашній день пятьдесятъ пять.
Посчитавшись женщины были совсмъ довольны своей заработкой.
— По шестидесяти пяти копекъ въ день вдь пришлось, — говорила Анфиса. — Что-жъ, двушки, это ужъ такъ ладно, что ладне и не надо.
— Чего еще лучше! — отвчали ей. — А понаторемъ въ пилк, такъ будемъ еще больше заработывать, не надо только почесываться. Вотъ за выгрузку-то девятки изъ воды они больно хорошо платятъ. По полтин… Смотри какія деньги! Одно только, что мокро и студено вытаскивать-то.
Арина сидла и расчитывала, что ежели такъ работать, то черезъ четыре дня она будетъ въ состояніи послать два рубля въ деревню.
— «Нужно… Охъ, какъ тамъ нужно!.. Бднота… Заложились вс»… думала она.
Посл ужина пришелъ Андрей. Ему вручили пятьдесятъ пять копекъ и общались помыть рубахи и порты, когда понадобится. Расчетомъ онъ оказался доволенъ и прибавилъ:
— Только неловко мн въ вашу бабью команду вступать, потому что на рк вс будутъ смяться, что вотъ какъ птухъ на одиннадцать бабъ одинъ мужикъ затесался, а то самое лучшее бросить мн моего землячка-товарища.
— А что?
— Пьетъ… Сообразить никакъ не могу. И сегодня полъ-дня въ кабак просидлъ. Я ужъ одинъ кололъ распиленныя дрова. Къ ужину изъ кабака вернулся, да что толку-то! Теперь спитъ. Право слово, перешелъ-бы къ вамъ, кабы не смялись.
— А нешто ужъ смялись?!
— Смялись, гвоздь имъ въ глотку.
Третью ночь спать было тепле, небо заволокло тучами, втеръ стихъ, но за то сялъ, какъ изъ сита, мелкій дождь и протекалъ сквозь плахи шалаша на спящихъ. Женщины поднялись на утро мокрыя и насилу обсушились у костра. Ршено было раздобыться гд-нибудь лопаткой, нарзать дерну и покрыть верхнія плахи на шалашахъ дерномъ, такъ какъ ненастная погода не разгуливалась.