На заработках

— Спасибо, отвчали женщины и спросили ее:- А ты что-жъ не работаешь?

— Андрей и Аграфена пилили въ ночь и теперь спятъ. Мн нужно-бы колоть дрова, да что-то не можется.

Демянскія женщины взглянули на нее и заговорили:

— Да, да, смотри какая блдная, лица на теб нтъ. Смотри, двушка, и ты не захворай, какъ Анфиса. Долго-ли до грха? Свалиться не долго!

На Арину опять напала грусть и она отвчала:

— А свалюсь, такъ туда мн и дорога. Одно только, тятеньку съ маменькой жаль, потому все-таки я имъ помощница.

— Ну, не одни тятенька съ маменькой. Есть еще и третій, кого жаль, улыбнулась Фекла, намекая на Андрея.

Арина вспыхнула. На блдныхъ щекахъ выступили багровыя пятна.

— Пожалуйста, Фекла Степановна, не говори мн объ немъ, заговорила она. — Этотъ человкъ плевка не стоитъ, а не токмо что жалть его!

— Какъ? Теперь ужъ ругаешь? Вотъ двка-то! То миловалась съ нимъ, а теперь, на-кося, ругаетъ! Что? Или повздорили? спросила Фекла.

Демянскія женщины побросали работать и въ удивленіи смотрли на Арину. Та помедлила, поморгала глазами, подумала, говорить-ли ей или молчать, и отвчала:

— Вздорить не вздорила, а просто онъ подлецомъ оказался.

Женщины многозначительно переглянулись и кивнули другъ дружк.

— Съ Грушкой снюхался? задала вопросъ Фекла, и тотчасъ-же прибавила:- Врно. — Видли ужъ вотъ наши бабы, какъ онъ съ ней за дровами обнявшись сидлъ и пряниками ее потчивалъ, когда мы съ тобой Анфису въ больницу возили. Подлецъ, совсмъ подлецъ! Да и кром тебя на него тутъ одна двушка плачется. Крестецкая она. Съ теткой она тутъ. Он вонъ тамъ подъ деревней пилятъ. До тебя-то онъ къ нимъ примазался, съ ними пилилъ, подластился къ двк, а потомъ и въ сторону, съ товарищемъ сталъ пилить.

— И какъ это только двки врятъ! вздыхали демянскія женщины, крутя головами.

Арина заморгала опять глазами, утерла рукавомъ слезы и сказала:

— Бросьте… Не стоитъ объ немъ разговаривать. Надо наплевать. Насильно милъ не будешь. А я вотъ къ вамъ пришла… Не примете-ли вы меня опять въ артель? Уходить мн отъ него надо.

— Что-жъ, приставай… Ты работящая, мы теб всегда рады… заговорили демянскія женщины. — Не слдовало только теб отъ насъ раньше-то уходить.

— Да что ужъ объ этомъ говорить! Что сдлано, того не воротишь, махнула рукой Арина. — Была моя проруха — за проруху свою и казнюсь.

Когда Арина повдала свое горе демянскимъ женщинамъ, на душ у ней сдлалось легче. Она потолкалась около нихъ и сказала:

— Такъ я ужъ сегодня и къ вамъ… Проснутся вотъ Андрей съ Аграфеной, сведу я съ ними расчеты и приду.

— Приходи, приходи. Будемъ ждать. Пилы у насъ теперь свои, выкупили мы ихъ у прикащика. Войдешь въ долю за пилы, такъ, когда и продавать ихъ будемъ посл пилки, съ тобой подлимся.

Арина медленно стала уходить, направляясь къ шалашамъ, гд спали Андрей и Аграфена. На сердц у ней было уже совсмъ легко. Чувство грусти замнилось чувствомъ ненависти къ Андрею и Аграфен.

— «Посмотрю я, какими-то они глазами на меня смотрть будутъ, когда проснутся!» думала она.

Когда она подошла къ шалашамъ, Андрей былъ уже вставши, а Аграфена еще спала. Андрей сидлъ и почесывался. Голова его была всклочена. Увидавъ Арину, онъ сказалъ:

— Что бродишь-то?! Ядумалъ, что ты и невдь, сколько ужъ дровъ наколола и сложила, а ты безъ дла слоняешься. Хоть-бы костеръ зажгла, чтобы можно было воду согрть для чая, а то и того нтъ.

Губы у Арины задрожали и она, сверкнувъ глазами, произнесла:

— Не хочу я больше съ подлецомъ и подлячкой работать. Я, Андрей, сегодня ухожу отъ васъ къ демянскимъ бабамъ. Сосчитаемъ выставленныя дрова, и выдли меня.

Андрей вскинулъ на нее глаза и улыбнулся.

— Тсъ… Вотъ какъ разговариваешь! Бабы, должно быть, что-нибудь теб наплели? А ты глупыхъ-то разговоровъ поменьше слушай.

— Врешь! Не глупые это разговоры, а истинные! Да и нечего мн чужихъ разговоровъ слушать, коли я сама, сама своими глазами все видла! закричала Арина.

— Что видла? опять улыбнулся Андрей.

— Все, все видла. Вотъ на этой самой чурк. Я не спала… Видла, видла…

— Да что видла-то? Грушку обнималъ? Съ Грушкой шутилъ? Такъ я всхъ двокъ и бабъ такъ обнимаю. Такой ужъ у меня характеръ ласковый…

Андрей всталъ и обдернулъ рубаху.

— А ты вотъ что… Ты всю эту глупость-то брось… Что мн такое Грушка? Грушка такъ себ землячка, да и двка верченая, а ты моя суженая, высватанная… заговорилъ онъ и сталъ подходить съ улыбками къ Арин.

Арина отшатнулась отъ него какъ ужаленная.

— Прочь, мерзавецъ! взвизгнула она, схватила. полно и замахнулась. — Подавай расчетъ, а самъ пальцемъ не смй меня тронуть!

— Вишь, взълась, дура! А ты выслушай… остановился передъ ней Андрей.

— Ничего я не хочу отъ тебя слушать! Считай сажени, сходи къ прикащику за расчетомъ и выдляй меня.

— Взаправду уходишь? Ну, чортъ съ тобой! Скатертью дорога. Только смотри, вернешься назадъ, такъ ужъ я тогда скажу: «отваливай»…

— Считай дрова! Не желаю я съ тобой больше разговаривать, строго сказала Арина и отбросила отъ себя въ сторону полно, которое держала въ рук.

— Дура, совсмъ дура, своего расчета не понимающая! пробормоталъ Андрей и, взявъ самодльную сажень, принялся мрить распиленныя дрова.