— Уходи, милушка, Богъ съ тобой… Довольно ужъ ты поработала на насъ, а то право и насъ-то совсть беретъ, что ты изъ-за насъ страдаешь. Уходи, — говорили он.
— Нтъ, не пойду. Поправляйтесь пока, стояла на своемъ Арина.
— Такъ ужъ бери отъ насъ хоть по гривеннику за наше ослабленіе. По гривенничку въ день мы теб отъ нашей заработки отдавать будемъ. Все-таки у тебя будетъ полтина въ день, ну а мы, больныя, съ двугривеннымъ останемся. Чего тутъ! Бери! Мы и на двугривенный прокормимся. Ты больше работаешь, теб и большая заработка.
На это предложеніе, посл долгихъ настаиваній со стороны больныхъ, Арина согласилась.
Такъ проработали он еще нсколько дней. По утрамъ и по вечерамъ къ нимъ приходили Марфа и Устинья спровдать больныхъ и хвастались, что вырабатываютъ по восьми гривенъ. По вечерамъ Марфа и Устинья приходили съ своимъ чаемъ и сахаромъ, и поили больныхъ и Арину; разъ принесли два фунта баранокъ, другой разъ ситнику. Очевидно, что он хоть и отдлились отъ больныхъ, но совсть ихъ была неспокойна, и он хоть чмъ-нибудь старались утшить ихъ. Однажды он пришли вечеромъ раньше обыкновеннаго, были сильно взволнованы и объявили, что Анфиса въ больниц умерла. Всть эту принесъ имъ мужикъ, зарубившій себ топоромъ руку и ходившій въ больницу къ доктору и справлявшійся объ Анфис.
— Не выжила-таки, голубушка! воскликнула Фекла, заплакала и стала креститься, говоря:- Царство небесное ея душечк, покой ей вчный, голубушк…
Крестилась набожно и Арина, крестились и другія женщины. Арина, всхлипывая, бормотала:
— Панихидку… непремнно надо панихидку отслужить… Вотъ по Акулинушк да по Анфисушк вмст и отслужимъ. Тяжелый камень у меня на сердц лежитъ, что я по Акулинушк до сихъ поръ панихидки не отслужила. Она, голубушка, то и дло мн по ночамъ снится и словно проситъ, чтобы я по ней панихидку отслужила.
— Отслужимъ, отслужимъ, въ воскресенье-же отслужимъ, поддержали Арину Марфа и Устинья.
— Да, да… Сложимся по гривеннику и отслужимъ. Нельзя безъ панихидки, товарки вдь мы тоже покойниц были, подхватила Фекла, все еще плача.
При больныхъ разстроенныхъ нервахъ — она долго плакала.
LXIX
На утро Марфа и Устинья собрались въ больницу, проститься съ покойницей Анфисой. Когда он, отправляясь въ путь, зашли по дорог къ шалашамъ Феклы и Арины, къ нимъ захотла присоединиться и Арина.
— Пойду и я съ ними, Фекла Степановна, сказала она Фекл. — Надо сходить проститься съ Анфисушкой. Вдь сколько горя-то мыкали вмст!
— Да конечно-же сходи. И мы-бы пошли, да вотъ хворость-то меня и землячку одолла, кивнула Фекла на желтую, испитую отъ лихорадки и ломоты товарку. — На вотъ отъ насъ на свчку… Свчку въ церкви поставишь за упокой, прибавила она, подавая Арин три копйки.
Арина быстро накинула на голову новый ситцевый платокъ, пріобртенный ею съ недлю назадъ на деревн у прохожаго торговца-татарина, и отправилась вмст съ Марфой и Устиньей въ путь.
Вышли женщины рано утромъ, въ больницу пришли часамъ къ одиннадцати, но тамъ имъ сказали, что Анфиса ужъ отвезена въ сельскую церковь, что сегодня ее хоронятъ на сельскомъ кладбищ. Въ церковь пришлось идти обратно. Такъ какъ было уже поздно и женщины боялись, что обдня отойдетъ и Анфиса будетъ похоронена безъ нихъ, то он пустились бжать до церкви. Войдя въ церковь усталыя, запыхавшіяся, он все-таки застали отпванье. Анфиса лежала въ дощатомъ некрашенномъ гроб съ внчикомъ на лбу. Когда-то широколицая, она до того осунулась, что ее узнать было трудно. Толстый ея носъ, луковицей, заострился, выдвинулся впередъ подбородокъ, на глазахъ лежали дв мдныя монеты, очевидно остатокъ ея расходныхъ денегъ, оставленныхъ ей товарками. Арина заглянула ей въ лицо и ужаснулась.
— Двушки, да она-ли это? съ сомнніемъ обратилась Арина къ Марф и Устинь.
— Она, она. Вонъ и колечко ейное мдное на рук. Мдное, такъ не сняли.
— Да вдь такія мдныя колечки у многихъ есть. Право, какъ будто не она, твердила Арина и тогда только перестала сомнваться, когда священникъ отплъ Анфису.
Отпваніе кончилось, женщины простились съ покойницей, крышка гроба забита двумя гвоздями и два мужика потащили гробъ на кладбище. Женщины бросились помогать имъ.
— Вы знакомыя ейныя, землячки? спрашивали женщинъ мужики.
— Землячки, землячки, голубчикъ.
— Ну, такъ съ васъ на вино надо, на поминовеніе души. И такъ ужъ отъ больницы даромъ хоронятъ.
— Дадимъ, дадимъ вамъ по пятачку, отвчали женщины.
Вотъ и могила. Въ нее опустили гробъ. Женщины бросили на крышку его по комку мокрой земли. Марфа расчувствовалась, завыла и начала причитать. Ей вторила Устинья.
— Охъ, болзная! Охъ, сердечная! На чужой сторон скончалась безъ сродственничковъ и чужіе люди глазоньки теб твои закрыли… Охъ, безталанная! Некому будетъ и на могилку-то твою въ родительскую субботку придти… слышались ихъ голоса.
Плакала вмст съ ними навзрыдъ и Арина.
Похоронивъ Анфису, женщины только часамъ къ шести вечера вернулись къ своимъ шалашамъ на Тосну.
— Ну, что, простились съ Анфисушкой? Когда хоронить-то ее будутъ? встртила ихъ Фекла.