На заработках

— Ну, отдохнули и будетъ, проговорила она, чтобы прервать разговоръ объ Андре. — Пойдемте къ шалашамъ. Обдать надо.

Кряхтя и охая стали подниматься Фекла и Гликерія и стали продолжать путь, но идти было имъ трудно, до того трудно, что когда он выбрались на берегъ Тосны, — а до шалашей было еще боле версты, — то он попросили у стоявшихъ у берега на барк рабочихъ лодку, дабы дохать до мста своей стоянки.

Посл незамысловатаго обда изъ хлебова съ картошкой и кускомъ солонины ради праздника, больныя женщины окончательно ршили хать домой въ деревню и назначили даже день отъзда посл завтра, о чемъ объявили и Арин.

— А ты, милушка, отъ больныхъ освободишься и приставай къ здоровымъ, ступай работать съ Марфушей и Устей, сказала ей Фекла.

— Нтъ, я безъ васъ здсь не останусь. Я уйду въ Питеръ и буду на огород мста искать, отвчала Арина.

— Что такъ?

— Надоло мн здшнее мсто. Глаза-бы не глядли… И давно-бы я отсюда ушла, да изъ-за Анфисушки, да изъ-за тебя, Фекла Степановна, оставалась, а Анфисушка померла, ты уходишь — ну, и я ухожу. Провались эти мста, опостылли он мн.

— Изъ-за Андрюшки? полюбопытствовала Фекла.

— Да что все изъ-за Андрюшки, да изъ-за Андрюшки! Плевать мн на Андрюшку! Изъ-за себя опостылли… Сама была глупа. Не будь сама глупа — и Андрюшка-бы ничего не подлалъ! воскликнула Арина, стала кусать губы и расплакалась.

— Полно, двушка, плакать. Не ты одна глупа, а вс двки на чужой сторон глупы. На чужой сторон уберечься трудно, утшала Арину Фекла.

Потолковавъ еще немного, Фекла и Гликерія вытащили изъ шалашей свои мшки съ травой и легли отдыхать на солнышк, а Арина присла на чурку и стала смотрть на воду. На вод играла рыба, длая широкіе круги, вдали кто-то наигрывалъ на гармоніи и тянулъ какую-то грустную ноту. Грустная нота задла Арину за сердце, и она опять всплакнула, но, наконецъ, утерла слезы, ползла въ карманъ платья, нашла тамъ горсточку подсолнуховъ и принялась ихъ грызть. Когда подсолнухи были съдены, Арина запла какую-то псню, но псня не плась. Арин вспомнилась родная деревня, отецъ} мать, братишка маленькій, сестренка.

«Что-то они теперь подлываютъ? Какъ-то они? Поправились-ли»? мелькало у ней въ голов — и къ горлу опять стали подступать слезы,

Вдругъ Арина за собой услыхала шаги и чей-то мужской голосъ говорилъ:

— Вотъ тутъ спроси… Вотъ тутъ демянскія пилятъ и промежъ ихъ есть одна боровичская.

Арина быстро обернулась и вздрогнула. Передъ ней стоялъ мужикъ въ розовой ситцевой рубах, безъ картуза, безъ опояски, и указывалъ на нее, Арину, а за мужикомъ стояла блдная, исхудалая Акулина съ сапогами, перекинутыми черезъ плечо, и опиравшаяся на палку. Вздрогнувъ, Арина тотчасъ-же оправилась и стала вглядываться въ Акулину — она, Акулина. Въ довершеніе всего Акулина заговорила:

— Аришенька, душечка, наконецъ-то…

Услыша голосъ Акулины, Арина взвизгнула и закрыла лицо руками.

— Да что ты, ангелка? Чего ты?… продолжала Акулина.

— Не подходи, не подходи! Святъ! Святъ! Наше мсто свято! пронзительно кричала Арина, вскочивъ съ чурки и прижимаясь къ полнниц дровъ.

— Да чего ты, глупая! Здравствуй!

— Феклуша! Фекла Степановна! Гликерьюшка! Помогите!

Фекла и Гликерія, спавшія тутъ-же, проснулись отъ крику, сидли на подстилкахъ, заспанными глазами вглядывались въ Акулину и недоумвали.

Гликерія крестилась.

— Здравствуйте, Фекла Степановна здравствуй, голубушка… говорила Акулина.

Фекла первая пришла въ себя.

— Господи Іисусе! Да неужели это ты, Акулинушка? Вдь ты умерла…

— Умирала, милая, совсмъ умирала, сама не чаяла, что жива буду, лежала безъ памяти, да, вотъ, поправилась и ужъ съ недлю какъ вышла изъ больницы. Аришенька! Да подойди-жъ ты ко мн. Чего ты боишься? обратилась Акулина опять къ Арин.

Но тутъ Арина опять взвизгнула, на этотъ разъ уже не отъ испуга, а отъ радости, и со словами: «живая, совсмъ живая» — бросилась къ Акулин на грудь и заплакала.

Фекла и Гликерія сидли на подстилкахъ и продолжали креститься.

— Вотъ оказія-то… Живая, совсмъ живая, а мы по ней панихиду служили… удивленно бормотала Фекла.

Гликерія, молча, покачивала головой.

LXXI

Какъ только женщины пришли въ себя отъ испуга и удивленія при вид Акулины, сейчасъ-же принялись ее распрашивать, какъ могло случиться, что она оказалась въ живыхъ, и при этомъ разсказали ей, какъ он наводили о ней справку въ больниц, какъ толстый человкъ въ контор сказалъ имъ, что она, Акулина, умерла и похоронена на Преображенскомъ кладбищ.

— Помилуйте, двушки, и не думала умирать, очень спокойно отвчала Акулина.

— Странно. Съ чего-же это онъ сказалъ-то? пожимали плечами женщины.

— Да ужъ не иначе какъ съ пьяна что-нибудь перепуталъ, опять дала отвтъ Акулина.

— Трезвый, трезвый былъ, подхватила Арина. — А только сильно заспавшись. Со сна мы его подняли и онъ долго въ книгу глядлъ.

— Ну, такъ съ просонья это случилось. Съ просонья, вы сами знаете, иногда человкъ бываетъ совсмъ ополоумвши. Иной разъ глядишь, видишь — и не понимаешь, что видишь.

— Какъ-же ты узнала, что мы здсь на Тосн дрова пилимъ? допытывалась у Акулины Арина.