На заре

— Чего ты Пилу чапаешь? — злобно огрызнулся кто-то, — Привык…

— Тихо! — оборвала Аминет.

— Товарищи! — продолжал Леонид. — Мы тут слушали, о чем говорил Владимир Ильич на съезде. Он призывал нас учиться. Значит, надо учиться. Перво-наперво треба взяться за ликвидацию неграмотности: организовать ликбезы во всех кварталах станицы, в коммуне, послать туда на работу не только учителей, но и всю грамотную молодежь, прежде всего комсомольцев.

— Совершенно верно! — поддержал его Доронин.

Демка вскинул руку, крикнул:

— Дайте я скажу!

— Говори! — сказала Аминет.

Демка выбрался из-за стола, поправил портупею

— Я ось про шо хочу! — сказал он, горячась. — Правильно Белозерова про голод напомнила. У нас в станице после войны богато вдов с малыми детишками осталось. И хоти не хоти, а им надо помогать!

— А откель ты возьмешь ту помочь? — бросил насмешливый голос. — То ж мне — голоштанный помощник.

— Это ты, Пила? — гневно спросил Демка. — Исподтишка все кусаешь?

— Отвечай по существу! — окрысился Пила.

— И отвечу! — уже яростно крикнул Демка. — У тебя возьмем и голодной вдове дадим.

— Ласый на чужое, — озлобленно пробормотал Пила. Гляди, обожжешься!

— Ничего! — Демка сжал кулаки. — Мы обожжемся, чи нет, а вы уже обожглись.

— Правильно, Дема! — дружно поддержали его комсомольцы. — Так мы и сделаем.

Собрание бурно продолжалось.

XVIII

Калита со своею старухой возвращались домой по запруженной народом улице. Поодаль от них шел Виктор с Соней. В шумной толпе только и было разговоров о собрании.

Соня не заметила, как подошла к своему двору. Из подворотни выбежала Докука, завизжала, завертелась колесом от радости. Соня ласково потрепала ее по голове, распрощалась с Виктором.

В кухне Калита зажег лампу на камне, повесил шапку на вешалку. Денисовна в великой хате сняла с себя праздничную одежду. Вошла Соня, направилась к матери, принялась переодеваться. Мать положила подшалок в скрыню, начала собирать ужин.

Соня показалась в темной двери, поправила на себе старое цветное платье, рассуждая вслух:

— Счастливая Аннушка. Ленина видела, говорила с ним

— Да… счастливая, — сказал отец. — Ленин — всему голова. Царя выкинул из престола, переворот сделал во всей России, то и проче. Подумать только! — Он разорвал красную перчину, нагорчил борщ и, взглянув на дочь, ласково улыбнулся: — Бачь, и про таких, как ты не забыл Ленин. Учиться советует.

Соня радостно воскликнула:

— Ой! Как я хочу учиться!

Мать проговорила:

— Даст бог, поедешь и учиться.

— Без твоего бога обойдется, — буркнул Калита. Покрякивая от горького борща, он опорожнил миску, вытер усы и бороду.

Денисовна вынула из печи чугун с томленым картофелем, поставила на стол.

* * *

Прошла неделя.

Вечером, на закате солнца, Доронин и Леонид Градов отправились на рессорных дрожках в Кавказскую. С Кубани тянуло пронизывающим холодом. Дрожки пересекли Краснодольскую, выкатили на проселочную дорогу. Леонид стегнул лошадей, спросил:

— Говорят, теперь Екатеринодар будет называться по-другому?

— Да, — ответил Павел Федотович. — Его переименовали в Краснодар.[802] В газете «Красное знамя» и новые названия улиц напечатаны. Екатерининская теперь Пролетарской стала, Бурсаковская — Красноармейской, Соборная — имени Ленина, Графская — Советской…

В Кавказскую приехали в первом часу ночи. Вскоре прибыл пассажирский поезд, идущий на Краснодар. С ним и уехал Доронин.

Утром он был в Краснодаре, отправился в обком партии, к Черному. Вошел в кабинет. Остановившись на пороге, он снял шапку, спросил:

— К вам можно, Максим Павлович?

Черный оторвался от бумаг, лежавших перед ним на письменном столе, воскликнул:

— А, товарищ Доронин! Добро пожаловать! Проходите, присаживайтесь.

Доронин сел и рассказал о своем намерении поехать в Козлов с тем, чтобы познакомиться, как Мичурин ведет научную работу по выращиванию фруктовых садов.

— Мысль неплохая, — одобрил Черный. — За опытом стоит съездить. Мы должны теперь всецело переключить свое внимание, всю энергию на восстановление и развитие народного хозяйства. И я поддерживаю, одобряю вашу инициативу, Павел Федотович. Поезжайте, смотрите, учитесь.

* * *

Город погружался в холодную ночную тьму. В улицах тускло светились редкие фонари.

Доронин заехал на вокзал, купил билет, затем пашковским трамваем[803] отправился на Сады[804]. Пассажиров в вагоне было совсем мало. Доронин сел на сиденье, протер потное стекло в окне и задумчиво загляделся во тьму. На душе у него лежала какая-то неизъяснимая тяжесть, тоска. Все как будто складывалось хорошо, вопрос с поездкой в Козлов решился, а сердце почему-то ныло.