На заре

— Откуда? Да. А, здравствуйте, товарищ Черный! Хорошо, хорошо. — Он положил трубку. и снова обратился к Юдину: — А что, если мы пошлем тебя уполномоченным по борьбе с бандитизмом? Как ты смотришь на это?

— Не возражаю, — согласился Юдин.

— Значит, договорились, — сказал Балышеев. — В три часа дня придешь за назначением.

* * *

В Белом соборе окончилась обедня. Прихожане расходились.

Вера Романовна, поддерживаемая под руку Губарем, спустилась по ступенькам с паперти, попросила его пройти на угол Гимназической улицы и там подождать. Губарь снял шляпу, любезно поклонился и быстро затерялся в общем потоке прихожан. Вера Романовна задержалась с двумя мужчинами, спросила:

— Солодовника не видели?

— Только что был здесь, — поглядывая но сторонам, ответил один из них и указал на рыжеусого мужчину, стоявшего невдалеке. — Вот он.

Вера Романовна подозвала Солодовника, прошептала:

— Евтей Андреевич, зайдите сегодня вечером ко мне.

Солодовник расправил широкие медно-красные усы, молча склонил голову. Вера Романовна направилась к улице Красной.

Внезапно с нею лицом к лицу столкнулся Доронин. Подняв вуалетку дрожащей рукой, она сказала голосом, полным тревоги:

— Павлуша! Как же это ты, друг мой. Здравствуй!

— А, это вы, Лихачева? — протянул Доронин, подозрительно поглядывая на свою знакомую. — Не окликни вы меня, вовек не узнал бы.

— Неужели не узнал? — в замешательстве проговорила Вера Романовна и принужденно улыбнулась. — А я так обрадовалась встрече.

— Полно, Вера! — резко оборвал ее Доронин. — Зачем лицемерить? Я ведь все знаю.

Вера Романовна почувствовала, как кровь хлынула ей в лицо, застучала в висках. Доронин вспомнил раннюю молодость. Он, батрак помещика Лихачева, отца Веры, одно время даже был увлечен ею, но она только смеялась над ним и говорила с издевкой: «Как ты смешон!»

Доронин еще тогда понял, что батрак — не пара избалованной дочери помещика. Вскоре он ушел от ее отца, поселился со своими родителями на хуторе за рекой Бейсужок, против усадьбы Лихачева, женился на казачке и занялся кузнечным ремеслом.

В стране началась революция. Доронин вступил в партию большевиков, ушел в подполье, а когда на Кубани установилась Советская власть, работал организатором сельскохозяйственных коммун в области. Потом его назначили председателем созданной им коммуны в усадьбе помещика Меснянкина.

— Где же вы сейчас? — спросил он после затянувшееся молчания.

Вера Романовна бросила на него испуганный взгляд.

— Зачем вам?

— Боитесь? — Доронин натянуто усмехнулся. — Напрасно. Я не стану вас вешать на пяти веревках.

Лицо Веры Романовны покрылось мертвенной бледностью.

— Это неправда! — вскрикнула она чуть ли не со слезами.

— Не оправдывайтесь, — сказал Доронин. — Мне все известно. Даже то, что вы в прошлом году при белых собирались уничтожить моих детей.

— Ничего такого не было, ничего, — невнятно произнесла Вера Романовна. — Ваша жена все преувеличила. Уверяю тебя, Павлуша, я сочувственно относилась к твоей Луше. И когда избивали ее казаки…

— Спасибо за сочувствие! — сердито прервал ее Доронин и снова спросил о ее местожительстве.

— Здесь, в городе, — ответила Вера Романовна. — Приняли меня люди в Карасунском переулке, на садах. Ведь наша усадьба на хуторе сгорела. — Немного осмелев, она поинтересовалась в свою очередь: — А вы у кого остановились?

— У знакомых, — Доронин смерил ее глазами. — И представьте себе, в том же переулке, где и вы. Словом, опять соседи.

Вера Романовна тяжело вздохнула:

— Забудем прошлое. Не осуждай меня, Павлуша. Заходи. Одинока я. Муж погиб. Видишь, траур.

— Где же его?

— В Крыму, — прослезилась Вера Романовна.

— Как-нибудь загляну, — пообещал Доронин и тут же иронически усмехнулся: — Посмотрю, какие веревки вы приготовили для меня.

— Не надо об этом, Павлуша! — отмахнулась Вера Романовна и приложила платочек к глазам. — Ведь мы росли вместе. Неужели старая дружба совсем умерла?

— Ее, этой дружбы, никогда не было, — возразил Доронин. — Вы слишком много причинили мне зла. Но я не мститель. Живите с богом!

— Узнаю в тебе прежнего — доброго, хорошего, — улыбнулась Вера Романовна. — Мы должны жить в мире. Я ведь тоже добрая.

— Какой уж мир, если мы ненавидим друг друга, — заметил Доронин.

— Ты слишком плохо думаешь обо мне, — обиженно промолвила Вера Романовна. — А зря, ей-богу, зря. — Помолчав, она спросила: — Где же сейчас твоя Луша?

— В Тихорецкой, — неохотно ответил Доронин. — Скоро и она переедет ко мне в коммуну.

— Это правда, что ты председатель коммуны?

— Правда, — подтвердил Доронин. — Не верится? Бывший батрак и вдруг — председатель!

Вера Романовна промолчала.

— Ну что ж, до свиданья! — сказал Доронин.

— Приходи, жду! — бросила ему вслед Вера Романовна.

II

Охваченная тревогой, она торопливо пошла к своим дрожкам, стоявшим на углу Гимназической и Бурсаковской[107].

У телеграфного столба ее ждали Губарь и Солодовник. Подойдя к ним, она проговорила, задыхаясь от волнения:

— Только сейчас я виделась с Павлом Дорониным.

— Да, встреча не из приятных, — поморщился Солодовник. — Я хотел было подойти к вам, когда вижу — Доронин.