На заре

— Позвольте, о каком это Доронине идет речь? — спросил Губарь.

— Да неужто вы его не помните? — удивилась Вера Романовна. — Он служил у нас в работниках со своим отцом и меньшим братом, а затем построился за рекой против нашей усадьбы.

— Хоть убей, не помню. — Губарь развел руками. — Ведь у вас больше десяти человек батрачило.

Вера Романовна рукой подала знак мальчугану-вознице. Тот тронул лошадь, поехал за собеседниками, шедшими по тротуару.

— Доронин — мой враг! — со злобой сказал Солодовник. — Мы давно за ним охотимся, но никак не поймаем. Был однажды подходящий случай в восемнадцатом году, осенью. Я ехал на велосипеде и повстречался с ним у леса. Жаль, что тогда со мной не было нагана.

— Где же обитает он сейчас? — полюбопытствовал Губарь.

— Председательствует в коммуне, которую организовал в усадьбе помещика Меснянкина[108], — сообщила Вера Романовна. — Уж Аркадия Эдуардовича, надеюсь, вы помните. Мы с вами бывали в гостях у него.

— Помню, конечно, — улыбнулся Губарь. — Кто его не знает па Кубани. На днях я был в тех местах. В станице Краснодольской[109] на митинг угодил. Едва ноги унес.

— Что же вы там делали?

— Так… мимоходом, — уклончиво ответил Губарь.

— Не лукавьте, Ипполит Иванович, — сказала Вера Романовна. — Мы же старые друзья, и между нами не должно быть секретов.

Уступая дорогу встречному мужчине, Губарь с предосторожностью оглянулся.

— В настоящее время сидеть дома нельзя, — ответил он загадочно. — Работы теперь у нас непочатый край.

Солодовник опасливо покосился по сторонам.

— Неужели у Врангеля служите?

— Да, вместе с братьями, — сказал Губарь.

Вера Романовна восторженно взглянула на него.

— Вы настоящий герой, Ипполит Иванович!

— Увы, еще далеко не герой, — угрюмо отозвался Губарь. — Ничего особенного не успел сделать. Так, кое-что, по мелочам.

Солодовник, нервно покручивая широкие усы, шел молча. Он чувствовал, как встревоженно, с замиранием постукивало сердце.

— Ну, а о десанте[110] что слышно? — тихо спросил он наконец.

— Точно ничего не знаю, — ответил Губарь. — Это хранится в строгом секрете. — Он вынул платок, приложил к багровому рубцу над левым протезным глазом.

— Кстати, откуда у вас это? — Вера Романовна указала на его шрам.

Губарь скривил лицо.

— Память чекистов еще со времени, когда я служил в разведке Деникина, — сказал он и, помолчав, добавил: — Впрочем, этот рубец и особенно чужой глаз выручают меня теперь. Даже близкие знакомые порой не узнают. Вот и вы, Вера Романовна, пожалуй, не узнали бы, если бы я с вами не заговорил.

* * *

Доронин открыл дверь кабинета секретаря областкома партии, спросил:

— Можно, товарищ Черный?

В это время в приемную вошла секретарша — молодая брюнетка — и, увидев Доронина в дверях, поспешно сказала:

— Гражданин, секретарь занят.

Однако Черный, сидевший с Балышеевым за письменным столом, пригласил Доронина:

— Входите, входите.

— Я к вам, Владимир Федорович, за помощью, — идя по ковровой дорожке, начал тот на ходу.

— Присаживайтесь, — Черный указал на кресло.

Доронин сел, рассказал о банде в Успенском монастыре.

— Об этом нам известно, — кивнул Черный и спросил, какие меры приняты местными властями для борьбы с бандитами.

— С оружием у нас плохо, Владимир Федорович, — продолжал Доронин. — Просим помочь нам.

— Казаков потрясите как следует, — посоветовал Балышеев. — Уверен, у них припрятано кое-что, особенно холодное оружие.

— Вот-вот, — добавил Черный, — более всего тех казаков, которые разошлись по домам при развале армии Деникина. Мы оружие у них не у всех-то отобрали.

— Сабель и кинжалов у нас хватает, а вот винтовок, и боеприпасов маловато, — сказал Доронин.

— Сколько же вы просите?

— Сто пятьдесят винтовок и два пулемета, — ответил Доронин.

Черный взглянул на Балышеева.

— Придется дать, Назар Борисович, — потом вновь приподнял глаза на Доронина: — А вы приложите все силы к тому, чтобы покончить с бандой в самое ближайшее время. Областком посылает вам уполномоченного по борьбе с бандитизмом, стойкого большевика, рабочего Тихорецкого паровозоремонтного завода[111], к тому же бывшего командира партизанского отряда.

— Кто же это, если не секрет? — полюбопытствовал Доронин.

— Василий Петрович Юдин, — сказал Черный.

— Юдин? — обрадовался Доронин. — Да это же мой друг по подполью!

— Тем лучше, — кивнул Черный. — Зайдите в три часа в штаб, к товарищу Балышееву, там будет и Юдин.

— Тогда и договоримся, — заключил Балышеев.

— Кроме того, — продолжал Черный, — мы вынесли решение и обязали отдельские парткомы[112] расширить сеть коммунистических ячеек. Сейчас каждая станица, более или менее крупный хутор будут иметь у себя комячейку. Так что скоро и к вам пришлю партийного руководителя.

— Это еще лучше, — сказал Доронин, вставая и подавая руку ему на прощание. Потом обратился к Балышееву: — С вами, Назар Борисович, я не прощаюсь.

Когда он ушел, собеседники вернулись к прерванному разговору.

— В ближайшее время, Назар Борисович, на должность командующего IX армией назначат Левандовского[113], — сказал Черный. — Кстати, он из бывших офицеров, большой опыт в военном деле имеет.