На заре

— Для чего она ему?

— Подсолнухи собирался рубить ею.

— Ой ли! — покачал головой Корягин. — Он у тебя все с причудами, фокусами. Так и не ходит к нам, чурается.

— Говорит, некогда.

— Не верю я в его занятость.

Виктор промолчал.

— А что это у тебя за книга? — поинтересовался Корягин.

— Та, что вы давали.

— Уже прочел?

— Давно.

— Ну и как? — спросил Корягин.

— Правильная книга, — сказал Виктор. — Может, у вас еще есть такие?

— Найдутся, — ответил Корягин и, вынув из книжного шкафа небольшой томик, подал Левицкому. — Вот, прочти эту.

Виктор бережно взял книгу и, поблагодарив председателя, вышел.

— Чоновец? — спросил Жебрак.

— Нет, — Корягин отрицательно покачал головой. — Никак не уломаю. Упирается малый, а из каких соображениев — не пойму.

IV

Проводив Юдина за оружием, Корягин с товарищами вышел из ревкома и покосился на изжелта-бурое небо, по которому изредка летели на запад клочья изорванных туч, проговорил с досадой:

— Эк, снова зачался бурхайло! В нонешнем году совсем дождей нету.

Некоторое время шли молча. Жебрак с правой стороны председателя, Доронин — с левой. Встречавшиеся станичники изучающе оглядывали незнакомого человека. Жебрак особенно привлекал их внимание своей казачьей формой, и они подолгу провожали его любопытными глазами, стараясь определить, кем он станет для них — другом или врагом. Многие из них, несмотря на летнюю пору, были одеты по-осеннему: в балахоны, поддевки, видимо, для защиты от палящего солнца и пыли. Ветер хлестал их лица, трепал одежду, пыль засыпала глаза. Закрываясь от ветра руками, они все-таки всматривались в новичка. Жебрак также вглядывался в этих людей, пытаясь почувствовать, кто придет к нему с миром, а кто с войной.

Позади послышался приближающийся конский топот. Корягин оглянулся, сказал с усмешкой:

— Гусочка скачет.

Жебрак и Доронин тоже повернули назад головы.

Гусочка, сидя в парусиновом седле, приподнимаясь и опускаясь на стременах, гнал наметом свою пегую кобыленку с разляпанными копытами. На углу показалось несколько молодых казаков. Гордо взглянув на них, Гусочка пустил лошаденку еще быстрее, выдохнул:

— А ну-кась, Анархия, не обстрамись! Пронеси мимо врагуши, первостного моего злодея!

Кто-то из казаков бросил насмешливо:

— Эй, джигит! Гляди, боты затеряешь!

Гусочка сделал вид, что не слышит едких выкриков, еще сильнее нажал на Анархию, желая поскорее прошмыгнуть мимо председателя ревкома. Но Корягин вдруг остановил «джигита», строго спросил:

— Ты почему до сего времени не сдал седло в ревком?

— Какое тут седло, Петр Владиславович? — заскулил Гусочка, плутовато поглядывая то на Жебрака, то на Доронина. — Вот как бачишь, что в ём? Подушка из тряпок. Старое, никудышнее.

— Не прикидывайся дураком! — закричал на него Корягин. — Поворачивай в ревком, немедля!

Гусочка почесал за ухом, сверкнул злыми зрачками и, ударив пегую в бока, пустился домой, воскликнув про себя:

«Ослобони, господи!..»

Корягина словно обдало жаром. В порыве гнева он выхватил наган из кобуры и в ярости потряс им в воздухе:

— Стой, гад! Стой!

Но Гусочка, припав к луке седла, несся по улице, шепча:

«Господи сусе! Так-то я тебе и подчинюсь».

Корягин, забыв о своем председательском престиже, выстрелил в воздух раз, другой, третий… Свист пуль ошеломил Гусочку. Он убавил прыть и, видя, что председатель не шутит, остановился. Доронин хотел удержать Корягина, но Жебрак с присущим ему хладнокровием тихо сказал:

— Не вмешивайтесь, Павел Федотович. Пусть.

Корягин спрятал наган в кобуру, резко шагнул к Гусочке и, схватив его за борт легкой телогрейки, процедил в лицо:

— Думаешь, цацкаться с тобой буду?

Гусочка испуганно захлопал ресницами, глупо ухмыльнулся:

— Да я токо домой съезжу…

— Немедля направляйся в ревком! — требовательно повторил Корягин.

Гусочка ударил ботами в бока лошаденку, неохотно поехал в ревком, то и дело оглядываясь на Корягина и бормоча вполголоса:

«Ишь, гыдость городовицкая, як револьвером пужае. Ничего. Быстрая вошка первая на гребешок попадает!»

— Видали, каким дурачком прикинулся, — наконец обратился разгоряченный Корягин к товарищам.

Те молчали. Жебраку поведение председателя ревкома показалось более чем странным, и он, ощущая неприятный осадок, подумал:

«Что с ним? Неужели так со всеми поступает?»

Корягин немного остыл и, плюнув с досады, сказал;

— Собачье отродье! Откедова он взялся.

Жебрак коснулся его плеча:

— Ты всегда так действуешь?

Корягин глухо ответил:

— Нет. По выбору, Николай Николаевич. Это паразит! Ты еще узнаешь его.

— Нельзя обращаться так с народом, — сказал Жебрак. — Ты забываешь, Петро, о своем председательском долге. Тебе поручена Советская власть в станице, а ты тут такие спектакли устраиваешь.

— Да я ж только попугал его. Что тут особенного?

— Какой бы он ни был, ты не имел права так вести себя.

— И верно, зря ты погорячился, Петро, — вставил Доронин.

Корягин шел молча, с раздражением подумал: «Недаром говорят, что встреча с Гусочкой — к несчастью. Сколько раз я уже ругал себя за несдержанность».