На заре

Андрей недовольно покосился на него, задвигая кинжал в ножны.

— Чего тянуть, господин полковник? Ясное дело — лазутчик, прислан из коммуны. Человека нашего прирезал, отстреливался. Вон и револьверный ремешок на шее.

Набабов выпрямился и, указав на Мечева, кивнул Конотопу:

— Увести.

Конвойные подхватили разведчика, поволокли из башни.

— Кончай с ним, хорунжий, — распорядился Набабов. — Я не хотел, чтобы ты здесь эту грязь разводил.

Андрей вскинул руку к кубанке, выбежал на крыльцо. В темноте, между двумя рядами казаков, конвойные вели Мечева.

— Чего рты пораскрывали? — гаркнул на казаков хорунжий. — Марш по местам!

Подталкивая друг друга, те с шумом потянулись к занимаемому ими корпусу. Конотоп обратился к хорунжему:

— Вашкобродие, куда прикажете задержанного?

— Ведите к Кубани, — махнул рукой Андрей. — Я сейчас приду туда.

Конотоп бросился к пленному, толкнул его в спину:

— Иди, иди, краснюк!

Мечев медленно шагал к реке. Сознание работало плохо. В голове звенело, все тело ныло от побоев. Конвойные с обнаженными шашками шли по сторонам, подталкивая его локтями.

В темном небе тускло мерцали звезды.

«На расстрел ведут! — подумал вдруг Мечев и содрогнулся от этой мысли. — Неужели смерть?..»

Остановились у края кручи. Конотоп, заприметив еще при допросе ремешок у пленного на шее, решил воспользоваться моментом и, подойдя к Мечеву, сказал:

— Дай-ка мне этот ременец, зачем он тебе, браток: все равно револьвера не доведется носить.

И он начал снимать у него с шеи ремешок.

Мечев, собравшись с силами, неожиданно так ударил Конотопа в живот, что тот взвыл от боли, повалился навзничь. Конвойные в растерянности бросились к Конотопу, а Мечев, воспользовавшись их замешательством, прыгнул с обрыва в воду и, всплескивая руками, поплыл по течению реки, быстро затерялся в темноте.

Бандиты наконец опомнились, подбежали к обрыву, но Мечева и след простыл.

— Теперь Матяш мне голову снесет, — держась руками за ушибленный живот, пробормотал в страхе Конотоп.

— Нужен тебе был тот чертов ременец? — плюнул с досады один из конвойных. — А теперь лови!

* * *

В коммуну вернулись два разведчика, доложили Юдину о случившемся. Тот вызвал к себе Доронина, посовещался с ним, как быть.

Всходило солнце, и, когда его лучи залили двор коммуны, в воротах неожиданно появился Мечев, усталый, с синими кровоподтеками на лице. Коммунары толпой бросились к нему, подхватили на руки, начали качать. Радостные голоса разорвали тишину. У многих текли слезы. Не помня себя, Аминет несколько раз поцеловала парня и громко заплакала. Мечев растерянно улыбался.

Подошли Юдин и Доронин.

— Спасся! — Уполномоченный по-отцовски крепко обнял разведчика. — Каким образом?

Мечев указал на ремешок, висевший у него на шее.

— Вот мой спаситель!

И он рассказал, как ему удалось бежать из-под расстрела. Аминет не спускала с него растроганного взгляда. Коммунары снова восторженно закричали:

— Молодчага!

— Здорово ты их окрутил!

— Вот это хлопец!

— Ежли б конь не спотыкнулся, то я черта два дался бы им в руки, — сказал Мечев, широко улыбаясь.

Юдин и Доронин увели его в дом и там, в председательском кабинете с зеркальными стенами, Мечев доложил им, что видел в монастыре во время разведки

— А игуменья присутствовала, когда тебя допрашивали? — спросил Доронин.

— Нет, ее не было, — ответил Мечев. — Я видел ее через окно в келье с какой-то монахиней.

Юдин потрепал его по плечу.

— Теперь иди, отдыхай.

Мечев хотел уже выйти из кабинета, но спохватившись, спросил:

— А как мой Сокол?

Юдин поднял руку:

— Не беспокойся. Конь твой врагам в руки не дался — следом прибежал за ребятами.

Мечев юркнул в дверь, и торопливые шаги его стихли на лестнице.

Доронин открыл двустворчатую стеклянную дверь из балкон, обращенный к саду, сказал Юдину:

— И все же, Василий, сдается мне, эта игуменья хитрая баба. Не верю я, чтобы она не имела связи с этой бандой.

— Да, — промолвил тот. — По всей вероятности, оно так и есть. Но, как говорится, не пойман — не вор.

* * *

У каменной статуи Мечева с нетерпением ждала Аминет. Глаза ее устремлялись то на широкую наружную дверь, выходившую на лестницу, огражденную с двух сторон каменной балюстрадой, то поднимались на балкон, примыкавший к кабинету председателя коммуны.

Мечев наконец показался в приоткрытых дверях, и его благодушное лицо и голубые глаза засияли счастливой улыбкой.

Влюбленные пустились по ступенькам друг к другу.

* * *

В Краснодольском ревкоме было тихо. Из канцелярии в кабинет председателя долетали мягкие шаги Козелкова.

— Аггей Захарович, зайдите сюда, — окликнул его Корягин.

Козелков, как всегда, вошел с поклоном, посмотрел поверх очков на Жебрака, курившего папиросу у раскрытого окна, перевел вопросительный взгляд на Корягина.

— Я вас слушаю, Петр Владиславович, — проговорил он мягким голосом.

— Принесите подворные книги, — распорядился председатель.

Козелков внес стопку книг, положил на стол.

— Мы должны составить списки всех неблагонадежных, проживающих в станице, — сказал ему Корягин.

— Требуются куда-нибудь сведения? — осторожно спросил Козелков.

— Нет, — ответил Корягин. — Это нужно для нас.