На заре земли русской

Суеверной девушке казалось, что река сможет забрать её печаль и унести на своих волнах подальше от неё. Река была для всех особенным символом — покровительства, защиты, умиротворения. Некрещённые обращались за помощью именно к реке, христиане, всё ещё не оставившие совсем некоторые особенно крепкие верования, — тоже, и потому Злата не удивилась, увидев на берегу Всеслава. Он стоял спиной к ней, скрестив руки на груди, и слегка щурился от солнца, задумчиво глядя в бесконечную даль.

– Я знал, что ты придёшь, – сказал тихо князь, не оборачиваясь, когда девушка подошла ближе. – Отчего-то чувствовал.

Злата смущённо улыбнулась. Она ждала, что он посмотрит на неё, что ответная улыбка тронет его губы, но он даже не повернулся к ней.

– Митя сим утром пришёл в себя, – слегка дрогнул голос Златы, когда она заговорила снова. – Скоро он и вовсе встанет на ноги.

– Слава богу, – Всеслав осенил себя крестным знамением. – Господь услышал молитвы.

– Господь милостив к тем, кто верит, – смиренно ответила Злата, и снова наступила тишина – только тихий плеск тёмных волн нарушал её.

И тем утром, и ранее, и после этого разговора бесчисленное количество раз князь Всеслав задумывался о вере – об истинной вере. Ладно ли он поступил, что позволил людям своим обращаться в христианство по желанию? Конечно, его послушали, и большая часть приняла крещение и веру православную, но остались и те, кому иная вера, старая, оставалась ближе. Не секретом было для Всеслава, что где-то за чертою города в глубине леса стоит небольшой пантеон языческих богов с Перуном во главе, что ходят на то место кланяться некоторые люди, отказавшиеся от нововведения и общего порядка. Относились к ним не хорошо и не худо: не уважали особенно, но и не преследовали. Может быть, оттого и не нравился князю Всеволоду Полоцк – оттого, что Бог не полностью подчинил себе этот удельный городок?

Когда Всеслав возвращался к себе, в голову его пришла неожиданная мысль. Накануне Богдан, гонец из Киева, привёз ему грамоту от князя Изяслава Ярославича, в которой тот требовал, чтобы князь Полоцкий явился к нему в стольный город при первой возможности, по первому зову. Ехать в Киев не особенно хотелось, и Всеслав под любым предлогом оттягивал эту поездку, откладывал. Мало того, что восемь ночей терять задаром – четыре туда да ещё четыре обратно, и то если поторопиться, – неизвестно было, чего ждать от Изяслава.

Стук в дверь нарушил уединение Всеслава. Гадая, кого же принесло к нему без предупреждения, он дал разрешение войти. Дверь с негромким скрипом отворилась, и на пороге появился Переяславский, о коем как раз намедни думал Всеслав.

– Отпусти меня, князь, – тихо сказал Всеволод, входя в светлицу и в нерешительности останавливаясь на пороге. Вспомнил он, как не столь давно заходил сюда без опаски, с гордо поднятой головой. Мог спорить с хозяином, отстаивать свою точку зрения, советоваться с ним, а теперь боялся только одного слова его, словно зверь какой. Правду говорят, сделай человека рабом – он им и останется на всю жизнь. Есть люди, которые не ломаются, но их мало, и Всеволод всю свою жизнь боялся не оказаться в их числе.

Всеслав молчал, смотрел в окно, прислонившись плечом к стене, и теребил серебряную пуговицу на плаще.

– Не могу я здесь, пойми, мне в свой удел воротиться надо!

Всеслав подошёл к нему почти вплотную, глянул на него холодно, будто стальным клинком по его телу провёл. Сжался внутренне Всеволод под этим ледяным, пристальным взглядом. Он почти впервые признался себе в том, что побаивается его – недаром ходили слухи, что он чародей, или, ещё того лучше, оборотень. Переяславскому даже показалось, что в гневе и в радости Всеслав совершенно разный, будто два человека. Что-то такое было в выражении его лица, скорее приятного, нежели красивого, что-то крылось в его глубоких, всегда задумчивых серых глазах, ведомое одному ему. Наконец Всеслав ответил:

– Не держу я тебя, – и снова стало тихо. Всеволод не мог поверить своим ушам: шутит Полоцкий? Что это – недальновидность? Благородство? Настолько сильное презрение, что даже как пленника его держать у себя не хочет?

– Поезжай, – повторил Всеслав. – Димитрий… Нет, не он, Алексей выведет тебе твоего коня.

Что-то горькое, печальное промелькнуло в голосе его, когда он вспомнил о своём служке. Всеволод сделал вид, что не заметил – расспрашивать не решился – а более и говорить было не о чем.

– Прости, Всеслав, – с трудом произнёс он, берясь одной рукой за дверной косяк. Не привык князь Всеволод приносить извинения, оттого трудно ему дались эти слова. – Неправ я был тогда. Обязан тебе буду.

Князь полоцкий лишь рукою махнул. Хотел он пожелать младшему Ярославичу божьей милости на дорогу, да не смог, застыло доброе слово на губах его, всё-таки не был Всеволод другом его. Пока князь не переменил своё решение, Всеволод поспешно ретировался. Через несколько минут из окна Всеслав увидел, как вылетел за ворота всадник и скрылся за поворотом, взметнув за собою тучу дорожной пыли.