На заре земли русской

Сокол тихонько присвистнул, откинув спутанные русые пряди со лба, и слегка оттянул ворот рубахи, так что Димитрий смог увидеть простой деревянный нательный крест на грубой нити. Нить пересекала длинный белёсый шрам на груди Стёмки, начинавшийся от ключицы и уходящий куда-то вниз.

– Видал? – тихо спросил Стёмка, отпуская воротник. – Православный я. Даром что с этими вожусь.

Они сели на поваленное дерево. Сокол поднял с земли какие-то сухие веточки, несколько раз чиркнул одной о другую, а когда на конце первой вспыхнула искра, бросил ветки на землю и ногой подвинул к ним ещё какой-то хворост, который и собирать не было необходимости – валялся тут же. После этого Стёмка прикрыл получившийся огонёк ладонями от ветра и, дождавшись, пока он разгорится хорошо, сел обратно на дерево.

– Почему ты ушёл тогда?

Стемид на мгновение взглянул на Димитрия. Глаза их встретились. Во взгляде светлых глаз Сокола крылась не только жёсткость и властность, но и какая-то неуловимая грусть. Юноша подумал, что, раз уж Стёмка здесь, то, видать, была на то причина.

– От добра добра не ищут, – усмехнулся он, и печальные нотки послышались в этом будто нарочитом смешке. – А я жил вполне себе ничего. И чёрт его знает, зачем с товарищами ушёл. Не подумал. Хотя какие они товарищи, – Стёмка Сокол махнул рукой, – чуть что, бросают и бегут, свою шкуру спасают. Ты лучше расскажи, пошто на Ефремку кинулся?

– Он первый... того... полез, – нахмурился Димитрий, не глядя на атамана, который, в свою очередь, с плохо скрываемым любопытством ждал ответа.

– Он может, – согласился Стемид. – Да только ему сдачи ещё не давал никто. Как там, в Киеве? – вдруг сменил он тему. – Сотню лет там не был.

– Про Киев что рассказывать-то… – задумчиво молвил юноша. – Я и сам последние дни как во сне. Свет божий, почитай, полгода не видел. В Киеве неспокойно, народ недоволен, границы не под защитой, что худо. Слыхал я, на окрестные города степняки набегают, так ли?

– Так, – ответил Стёмка, вертя в пальцах ещё дымящуюся веточку. – На Рязань ходили, на Псков ходили. Того гляди, до столицы доберутся, тогда уж – либо защищай, либо пропадай.

Смех у Сокола вышел какой-то невесёлый, натянутый, принуждённый. Димитрий молчал, ожидая, что атаман ещё что добавит к словам своим, но тот, тоже больше ничего не говоря, запрокинул голову и смотрел в небо, на котором уже загорались первые яркие звёзды.

– Стемид Афанасьич!

Димитрий вздрогнул от неожиданности. К Стёмке, почти что задремавшему, подбежал один из его людей, задыхающийся от быстрого бега и как будто бы чем-то напуганный.

– Стемид Афанасьич… как быть прикажешь… наши задержали одного молодца, видать, не из простых… – после каждой фразы говоривший прерывался, пытаясь отдышаться. – Грозится сдать нас…

– Сдать? – легко спрыгнув с дерева, Стёмка нахмурился, поправил сползающий кожаный обруч. Всё его спокойное, расслабленное выражение вмиг исчезло. – Веди сюда его, поглядим, кто таков!

Пришедший дважды коротко свистнул, и раздался ответ ему, такой же короткий свист с небольшой паузой посередь. Вскоре на поляне послышались голоса, грубый смех, и Стёмка с Димитрием вышли навстречу вернувшимся разбойником. Человека, который шёл с ними, юноша совсем не ожидал увидеть – это был Василько, бледный, как полотно, в разорванном плаще и безоружный. Губы его были разбиты, и от его необычной изящной красоты, к какой привык Димитрий ещё в Киеве, не осталось и следа. Встретившись взглядом с юношей, дружинник презрительно сплюнул, и в уголке его рта показалась кровь. Он вытер лицо рукавом.

– Не удивлён я, – насмешливо протянул он, быстро оглядывая Димитрия. – Собаки с собаками не грызутся...

Атаман Сокол, явно задетый таким сравнением, подошёл к Василько почти вплотную, одной рукой схватив его за воротник, прошептал:

– А ты в сих местах что забыл, позволь спросить? Али просто любопытно было?

Василько попытался сбросить его руку, но Стёмка сжал его ворот ещё крепче.

– По воле великого князя Изяслава я здесь, – молвил Василько, и лицо его тут же приняло горделивое выражение. – Ему теперь известно, что стольник Полоцкого бежал. Он и приказал мне за ним следить.

– Следить, значит, – протянул Стёмка, отпуская киевлянина. – А ведомо тебе, что делают с теми, кто следит?

С этими словами он неожиданно развернулся и, размахнувшись, ударил Василька по лицу. Тот, не устояв на ногах, отлетел на несколько шагов. Сокол, с презрением отряхнув руки, отошёл от него. На робкий вопрос Димитрия сурово ответил, что предателей привык бить, а подлецов – тем более.

– Так ты и есть тот самый стольник Полоцкого, – с неким уважением в голосе вдруг произнёс Стемид, оборачиваясь в сторону юноши. – Мне про тебя рассказывали. И про князя Всеслава я знаю. Мы все знаем, – добавил он, понимая, какой вопрос Димитрий собирался задать следующим. – И поддержали бы его, пошли бы против старшего Ярославова сына, давно пора, руки чешутся за правое дело лук поднять...

– Так чего не пойдёте? – воскликнул Димитрий.

– Да что мы одни сделаем? – насмешливо ответил Стемид вопросом на вопрос.